Академик РАН Олег Чупахин — об истории создания, открывающихся свойствах и будущем уникального уральского препарата против гриппа и ОРВИ
Немало шума несколько лет назад вызвал лекарственный препарат триазавирин, созданный в стенах Института органического синтеза УрО РАН: в ходе испытаний выяснилось, что это мощнейшее средство против множества вирусов гриппа, в том числе свиного, птичьего. Триазавирин удостоен престижнейшей международной премии Prix Galien Russia. Казалось бы, удачная судьба препарата уже состоялась…
«Мы начинали, когда в химиотерапию вирусов еще не верили»
— Олег Николаевич, и вот мы узнаем, что работа над триазавирином, исследование его свойств продолжаются. Последняя новость, конца прошлого года: установлено, что триазавирин — эффективное средство против вирусов, обостряющих бронхиальную астму. То есть со временем препарат открывает все новые свои качества, а границы его применения расширяются?
— Получается, что так. Вообще, у триазавирина долгая история. Мы работали над ним и группой его аналогов около 30 лет. При советской власти эти работы велись целенаправленно, по постановлению ЦК КПСС и Совета министров СССР, была специальная, хорошо организованная программа, централизованная система управления, финансирования, надзора. В программе участвовало несколько министерств, академические и отраслевые институты, предприятия. Помимо нас, химиков, были вовлечены биологи, микробиологи, медики, технологи, экономисты и другие специалисты. А задача была поставлена такая: создать действенные противовирусные препараты в интересах и экономики, и здоровья населения, и национальной безопасности. Мы, свердловские химики из УПИ (ныне УрФУ), будучи привлеченными к этой работе, в конце концов наткнулись на такую эффективную группу веществ.
Начинали, когда в химиотерапию вирусов еще не верили. Однажды мы с Владимиром Леонидовичем Русиновым пришли к именитому вирусологу академику Валерию Михайловичу Жданову и рассказали ему, что есть положительные результаты испытания препарата УПИ-2 (так тогда назывался триазавирин), это был второй препарат из этой серии нитроазолазинов, а на сегодняшний день количество разновидностей давно перевалило за четвертую сотню: нитроазолазины обрастают различными группировками, модификациями и проявляют различные новые свойства.
Так вот, академик Жданов, когда мы пришли к нему с патентом на препарат, сказал: я подпишу, но в химиотерапию не верю, потому что у вирусов мгновенно развивается резистентность, то есть сопротивляемость, по отношению к химиопрепаратам. Это сегодня и наш триазавирин, и такие препараты, как рибавирин, ацикловир, являются противовирусными средствами массового применения, и многие знают, что, если на губах вскочила лихорадка, нужно помазать ацикловиром, и вскоре все пройдет. А тогда считалось, что заблокировать вирусы химическими препаратами невозможно. Жданов верил только в вакцины.
Мы же создали не просто отдельный препарат триазавирин, а новый тип противовирусных ненуклеoзидных химиотерапевтических препаратов. И было показано, что этот тип препаратов, на сегодняшний день все четыре сотни разновидностей, в той или иной мере действуют на разные вирусы. Вирусы бывают РНК-зависимые и ДНК-зависимые, одни содержат рибонуклеиновую кислоту, другие — дезоксирибонуклеиновую. Наши препараты воздействуют на РНК-вирусы, в том числе на разные виды гриппа, а также бактериологического оружия. В частности, триазавирин довольно успешно испытывался на эболу, геморрагическую лихорадку, поражающую почки (такой лихорадкой болеют, к примеру, в Крыму, Карелии, Башкирии), на лихорадку Западного Нила.
— А как выглядит механизм действия триазавирина на вирусы?
— Вирус — это клеточный паразит. Если клетка имеет ядро, «дыхательные» элементы, оболочку и так далее, то у вируса, простейшего микроорганизма, только рибонуклеиновая кислота и небольшая белковая оболочка. Вторгаясь в клетку и используя ее соки, питаясь ею, употребляя ее фрагменты как «строительный материал», вирус создает свое «дитя», свое подобие — точно такую же вирусную структуру. Этот «ребеночек» вырастает и выходит из клетки, попадает в следующую, начинается бурное цепное размножение. При этом вирус выделяет отходы, токсины, которые обусловливают патологическое состояние — температуру, кашель, насморк и так далее, вплоть до летальных исходов.
Триазавирин блокирует фермент, отвечающий за репликацию вируса, воспроизведение им себе подобных структур. Есть так называемая теория антиметаболитов, согласно которой триазавирин как бы «подсовывает» вирусу фальшивые «кирпичики».
Что важно, триазавирин относится к так называемым этиотропным средствам. «Этио» — от латинского «причина». Есть симптоматические средства, которые снимают симптомы — например, головную боль, кашель, насморк. Но при этом вирусы продолжают размножаться и делать свое черное дело, болезнь прогрессирует. Триазавирин действует на саму причину, корень болезни. В этом отношении он уникален. На сегодня это самое сильное средство против гриппа, в результате приема триазавирина на второй-третий день вирус из крови больного не высевается.
А если взять «золотой стандарт» международного здравоохранения — французский препарат тамифлю, то вирус гриппа высевается и на пятый день после его приема. Исследования петербургских коллег из Института гриппа и Уральского государственного медицинского университета показали, что лечение гриппа с помощью триазавирина быстрее, эффективнее, легче для пациентов и вдвое дешевле, чем лечение с применением тамифлю.
«Тут Россель достал ручку и стал что-то писать»
— Отчего же тогда эталонным считается французский препарат, а не российский триазавирин?
— Наш триазавирин моложе. В медицине есть такой очень правильный принцип: не навреди. Подобные препараты вводятся в практику осторожно. Создавая лекарство, нужно иметь в виду, что, когда вы бьете по вирусу или пневмококку, который обусловливает пневмонию, нужно позаботиться о том, чтобы препарат не ударил по голове или по печени, почкам, крови, гонадам.
А все это выясняется в ходе сначала доклинических испытаний, а затем — клинических. Сперва испытания проводят в культуре тканей, in vitro, то есть «в стекле» — пробирках, чашечках Петри. Затем — in vivo, на живых организмах — куриных эмбрионах, затем — на мышах, крысах, собаках, свиньях, приматах.
Потом, испросив разрешения Минздрава, в течение трех лет проводят испытания в клинике, на добровольцах. На этом этапе исследуется безвредность и переносимость препарата. Добровольцы — чаще всего студенты мединститутов, либо военные курсанты. Они в обязательно порядке получают страховку, хорошее вознаграждение. На каждого добровольца отпускается 2 тысячи долларов — сюда входит вознаграждение, страховка, оплата питания, содержания, труда врачей и медперсонала.
Если эта фаза завершается успешно (что бывает далеко не всегда), то переходят ко второй фазе испытаний — в клинике. Третья, расширенная, фаза проходит в нескольких клиниках. И если уж на этом этапе никому не навредили и даже вылечили и если это экономически оправдано (ведь если какой-то завод возьмется за изготовление препарата, у него должна быть прибыль), дается разрешение на производство и массовое использование препарата, причем исключительно в рецептурном варианте. И снова наблюдения…
— Так 30 лет и набираются, да, Олег Николаевич?
— Это у нас. На Западе процессы проходят быстрее, лет за десять. Но там и финансирование больше, и занимаются этим фармацевтические суперкомпании, которые в состоянии организовать весь процесс — от химического исследования и биологического испытания до изготовления лекарственной формы — таблетки, раствора, пилюли, спрея и так далее. (Например, наш триазавирин представляет собой желтоватый порошок, но в аптеке вам продают капсулу).
— А наши частные компании — насколько они активны? Или создание новых лекарственных препаратов — больше функция государства и академии наук?
— Если говорить непосредственно о триазавирине, то большую роль в его судьбе сыграл бывший губернатор Свердловской области, а сегодня сенатор, Эдуард Россель, он всегда интересовался новшествами и обладал даром чутья. Собирал совещания и выяснял: у кого какие наработки. Однажды мы с Валерием Николаевичем Чарушиным попали на такое совещание, и он, рассказывая и о других достижениях, дошел до информации о триазавирине. Тут Россель достал ручку и стал что-то писать. Я говорю Чарушину: смотри — пишет что-то, к чему бы?
Не прошло и недели, как Россель «нагрянул» в наш Институт органического синтеза с группой работников министерств системы здравоохранения и соцобеспечения. Привез Александра Петрова, который уже был вовлечен в фармацевтическую промышленность, но занимался не синтетическими препаратами, а инфузионными растворами, я имею в виду завод «Медсинтез» в Новоуральске. Петров все осмотрел и сказал: мы сюда всерьез и надолго.
Так мы получили импульс к развитию, совместно с петербургским Институтом гриппа подали заявку на государственное финансирование. По условиям четверть бюджета должен был обеспечить представитель промышленности, и таким представителем, при поддержке областного правительства, стал Петров. Таким образом, наш Институт получил напрямую от федерального правительства 130 миллионов рублей. К тому же был задействован Уральский центр биотехнологий, который является резидентом «Сколково», и «Сколково» тоже выделило средства на организацию производства.
На эти деньги мы оборудовали технологический участок швейцарской химической аппаратурой — стеклянными аппаратами, которые выдерживают температуру, давление, а в них видны все протекающие процессы. Приобрели автоматизированные, компьютеризированные системы управления этими химическими процессами, запустили пилотные установки. Одним словом, оснастились «от и до», материально поддержали наших специалистов…
Все это я рассказываю для того, чтобы показать, как создается продукт без жесткой централизованной системы управления, какая была в Советском Союзе, но при наличии государственной и частной инициативы, неформального объединения квалифицированных и заинтересованных энтузиастов. На сегодня это, возможно, единственный реальный путь.
Догонять успешного конкурента путем повторения его разработок — это тупик. Успех возможен, только если идти на опережение, создавать собственные инновационно прорывные продукты и технологии. Но создание одного лекарственного препарата обходится в 1-2 миллиарда долларов (кстати, до четверти расходов уходит на рекламу). И поодиночке состязаться с западными сверхгигантами фармацевтической промышленности, такими как Pfizer или Merсk, у которых бюджеты в десятки раз превышают бюджет нашей Академии наук, невозможно.
«Мечта любого химика — увидеть, что его препараты приносят людям здоровье»
— Олег Николаевич, вернемся к современной жизни триазавирина. Гриппы, лихорадки, эбола, бронхиальная астма, какие еще болезни бессильны перед этим могущественным препаратом?
— Краснуха, герпес. Что особенно важно — острая респираторная вирусная инфекция, об этом свидетельствуют клинические испытания в Петербурге, Екатеринбурге, Красноярске. Многие относятся к ОРВИ несерьезно, переносят на ногах: температура 37,2, ну ничего, как-нибудь. Продолжают ходить на работу, в общественные места, заражают других. В итоге ОРВИ стала самым массовым заболеванием в мире и в нашей стране: на нее приходится до 90-95 % случаев инфекционных заболеваний. Только в России ОРВИ ежегодно заболевают несколько десятков миллионов человек, экономический ущерб — десятки миллиардов рублей. Так вот, клинические испытания на ОРВИ также показали, что триазавирин — эффективное, безопасное, хорошо переносимое и экономичное средство борьбы с этой инфекцией.
Наконец, установлено, что триазавирин эффективен и в отношении клещевого энцефалита. Об этом мы знали еще 20 лет назад: у меня был соответствующий разговор с академиком Сергеем Григорьевичем Дроздовым, который возглавлял Институт полиомиелита и вирусных энцефалитов. И вот, в прошлом году клинические испытания в Красноярске подтвердили: прием триазавирина приводит к ускорению лечения клещевого энцефалита примерно в два раза. Поскольку клещевой энцефалит распространен не только в Красноярском крае и вообще в Сибири, но и у нас, на Урале, мне кажется, наши региональные власти должны обратить внимание на это свойство триазавирина.
Я обращаюсь и к жителям: триазавирин — не только лечебное, но и профилактическое средство против гриппов, ОРВИ и клещевого энцефалита. Принимая его, вы можете быть спокойным, что беда вас не постигнет.
— Олег Николаевич, а какое будущее у триазавирина?
— Сейчас мы работаем над его производным — триазидом. Дошли до стадии клинических испытаний, прошли их первую фазу — испытания на здоровых добровольцах. Пока понятно, что триазид как лекарственный препарат, по крайней мере, не хуже триазавирина. Но по нашим представлениям, он должен быть дешевле.
— Можно сказать, что триазавирин начал жить своей жизнью, самостоятельной от вас, родителей?
— И слава богу, это мечта любого химика — увидеть, что люди пользуются плодами многолетнего упорного труда, что его препараты приносят им здоровье.
Я уверен в надежном будущем и триазавирина, и других наших разработок. Залог моей уверенности — преемственность поколений в науке. Наглядный вдохновляющий пример — Центр фармацевтических и химических технологий, совместное детище нашего института, то есть Уральского отделения РАН, и Уральского федерального университета. Задачи центра — поисковые и прикладные исследования в области химии и биологии, создание и испытание новых противовирусных, антибактериальных, противотуберкулезных, генно-инженерных препаратов, подготовка кадров… Так что у уральской школы органического синтеза впереди много новых достижений.
Беседовал Александр Задорожный
УрФУ — участник Проекта 5-100, ключевым результатом которого должно стать появление в России к 2020-му году современных университетов-лидеров с эффективной структурой управления и международной академической репутацией, способных задавать тенденции развития мирового высшего образования.