В детстве я был отчаянным меломаном. А в конце восьмидесятых, скажу я вам, было гораздо сложнее быть меломаном, чем сейчас, когда в каждом утюге есть встроенный МП-3-плеер. Моя мама работала на радио, у нее был магнитофон «Романтика», на который она записывала свои интервью и три кассеты. И вот она на одной кассете выделила мне половину одной стороны, и я туда записал с телевизора три песни – «Кадиллак Иеронимо» группы «Модерн Токинг», «Билли Джин» Майкла Джексона и песню-пародию Александра Градского на западного певца из программы «Веселые ребята». С этих трех песен и началось мое меломанство.
Сначала я был то, что называется, «попсюк», но, стоило мне один раз услышать «Аквариум», я стал завзятым рокером.
Я, как пылесос, вытаскивал песчинки информации о музыке везде, где только было можно. К счастью, это было время, когда о роке стали писать в газетах и группы стали показывать по телевизору.
Одноклассники к этому моему увлечению относились равнодушно, но по крайней мере не мешали. Учителя, как я теперь понимаю, мне сочувствовали. Трудовик время от времени приносил мне вырезанные, кажется, из «Учительской газеты» подборки стихов Башлачева и песен группы «Чайф».
Учительница музыки, которую я постоянно донимал своим роковым снобизмом, однажды разозлилась и предложила мне самому провести урок музыки. Я провел и кажется, даже имел некоторый успех. Мы слушали «Битлз». Никому, кроме учительницы, не понравилось.
Но кульминацией моего школьного меломанства стала дискотека – первая и последняя, которую я провел в школе. Это был мой девятый класс, по нормальному исчислению – восьмой.
Дискотеками заведовал трудовик и он предложил мне удивить мир моими музыкальными вкусами. Ну я и удивил.
О том, что следующую дискотеку в школе веду я, было объявлено за две недели.
Обычно дискотеку вел парень из 11-го класса. Он ставил «Ласковый май» и еще что-то вполне форматное – чуть ли не Софию Ротару.
Я, конечно, понимал, что ни «Битлы», ни «Европа», ни «Металлика» в нашей школе не прокатят. Я упросил маму дать мне студийный бобинник – это был такой ящик размером с холодильник, который я привез в школу на деревянных санках. Записи собирал по всей Сямже.
Я долго и тщательно составлял плей-лист. И, как я сейчас понимаю, он был вполне достойный, хотя и весьма эклектичный. Там были «Пет Шоп Бойс», «Алан Парсон проджект», «Сабрина» - такая, не стыдная попса.
Был у меня и сюрприз, который должен был стать кульминацией дискотеки.
Самое забавное, что трудовик совершенно из добрых побуждений повесил рядом с расписанием лист ватмана, на котором все желающие могли написать, что они думают о моей дискотеке.
В общем, дискотека началась, и я даже не сразу понял, что все идет не так.
Конечно, им не понравилась моя музыка.
Народ танцевал, но танцевал как-то угрожающе.
Уже после третьей песни на сцену начали подниматься старшие девочки и просить меня «поставить что-нибудь нормальное».
Я начал нервничать и перестраивать плей-лист на ходу, выбирая более попсовые композиции.
Очень скоро половина зала вяло танцевала, а половина стояла у стен и смотрела на меня.
На сцене нас было трое. У меня было два помощника. Один стоял и, тупо глядя в зал, хлопал в ладоши. Второй помогал мне менять бобины. И вот в какой-то момент он, забыв про включенный микрофон, говорит мне «блядь, держи вот эту».
В зале стало очень тихо.
На сцену поднялась учительница английского, молча взяла его за ухо и утащила его во тьму (и там, очевидно, съела, потому что больше я его не видел).
Второй мой помощник стоял, пялился в зал и хлопал в ладоши, как заводной заяц.
И тогда я выложил свой последний козырь.
Я объявил призовой танец. Рок-н-ролл. Призом была желтая пластмассовая утка – господи, я теперь сам понимаю, насколько тут было абсурдно вообще все!
Я включил группу «Секрет». Песню Майка, русскую версию «Рок эраунд э клок».
Посередине зала образовалось пустое место. Все кинулись к стенам.
И на это пустое место вдруг вышла одна девчонка из одиннадцатого класса. Потом вторая. Третья. И парень – тот самый одиннадцатиклассник, который обычно вел дискотеку. Мне кажется, он вышел из солидарности со мной. А может быть, ему просто хотелось станцевать рок-н-ролл сразу с тремя девушками.
Они танцевали две или три минуты посреди пустого зала.
Потом песня закончилась, и я объявил победителя.
Я отдал приз тому парню, потому что не знал, как зовут девчонок. Ну и вообще, девчонки в нашей школе считались привилегированным классом, а парни были людьми второго сорта. Это была награда не за танец, а за смелость. Так я это понимал. Наверное, был самый странный случай сексизма при распределении призов на школьной дискотеке.
На этом дискотека закончилась.
Лист с отзывами посетителей трудовик потихоньку снял, и не стал мне показывать, за что я ему очень благодарен.
Какое-то время школа обсуждала мою позорную дискотеку, а потом общественная память вытеснила это воспоминание на периферию.
Странно, но я помню, как я шел в тот вечер домой, тащил эти санки с магнитофоном и на душе у меня было очень тепло.
Я вспоминал этих четверых, танцующих рок-н-ролл посреди пустого зала и мне казалось, что все это было не зря.
Ваш
Молчанов