"Ко второй декаде июля новая жилица вполне пообвыклась. Весело встречала Алёну из оптовых поездок. На ближайший рынок и в дискаунтеры. Крутилась возле, всовывая длинную морду в пакеты и авоськи. Повизгивала от восторга, принимая из рук лакомства. Стояла вкопанной, получая порцию ласки и внимания – нежное поглаживание спинки и почёс за ушами. Спала Жизель на топчанчике, возле дивана. Лежак был новый. Пална отказалась от даров бывалых собачников. Сказала: «Жизель – не дворняга в будке. Не переживёт спуска по социальной лестнице. Уж, мне ли не знать. Какого это!» Да и кормила – не абы чем. Варила специально. В сети - на стареньком ноуте - всё узнала про пёсьи жизненные особенности. И оптимизировала сведения. В соответствии с доходами. Бывало, на себе экономила. Но Жизельку берегла.
В августе они несколько раз выезжали на природу. На автобусе до ближайшей деревеньки. А там – полями, лугами, лесом. Эти места ей были хорошо знакомы – бабушкин дом по сю пору кренился в трёх километрах от деревни, на заимке. Дед лесник жил с семейством полжизни в нём. Родня со стороны матери – потомственные врачи. И родня отцовская – простые деревенские жители. Так и не нашли общего языка. А ставший уважаемым хирургом отец, и сам своих сторонился. Бабку с дедом, почитай, Алёна лишь пяток раз и видала. Но оставшееся имущество принадлежало ей. И участок – полста соток среди сосен, елей, берёз. На высоком берегу быстрой и чистой речки. И бревенчатый дом.
Тётка, отцова сестра, давно жила в Германии. Дед с бабкой умерли. Родители обосновались в Канаде. Грузить друг друга проблемами – в семье принято не было.
До появления псины Пална наведовалась сюда трижды. Принять хозяйство, уже активно приходящее в упадок. Пока стояло заколоченным лет -дцать. Второй раз, контрольно. Прикинуть и посчитать – во сколь обойдётся хотя бы минимальный ремонтец. Третий раз, «накатило что-то». Был поздний октябрь, дожди лили, не переставая, недели полторы. Фронт дворницких работ перекраивался по нескольку раз за день. Из-за мокроты. К выходным распогодило и ей захотелось отвлечься. Хоть на несколько часов. И она подумала про дедову избу.
Скоренько собралась и на рейсовом примчалась в благодать. Она и теперь помнила, как скрипела опавшая листва под сапожками. Как пахло мокрой хвоей в лесу. Как её встретил дом. Тожественно и молчаливо...
Жизели место пришлось по вкусу. И хоть постоянно жить на заимке не представлялось возможным. К сентябрю и домух, и территория были приведены в божеский вид. И осень – раннюю, тёплую – они каждый выходной проводили в пенатах. Пална ставила самовар на полянке перед избушкой. Топила шишками. И ароматный чай – с травами и листами смородины. Что, почти вырожденная, была очагово разбросана по всему участку – белая, чёрная, красная. Пился так вкусно и трепетно. Что ради него одного, имело смысл трястись в «Пазике». С псом на поводке.
А ещё. Они любили, сидя на скамье, дедом установленной на самом береговом уступе, смотреть на речку внизу. Бор шумел вокруг, мелкие птахи тихохонько тренькали, в дальних чащах что-то ухало, пугало и будоражило фантазии. А они, укрывшись бабкиной шалью, мостились рядышком. И философствовали. И каждый раз, уезжая вечерним, она приговаривала: «Скоро вернёмся. Правда, Жизелька? Ведь, нам здесь здорово!»