Катя живёт в наши дни, но своей заброшенностью напоминает детей 90-х. Мама и папа целый день на работе, а одинокое и впечатлительное дитя раздавлено горой своих школьных бед: рассказать про них родителям немыслимо, а разрулить самой — невозможно. И тут появляется кикимора — она кто-то вроде домового, и ещё немного напоминает рыбку Поньо Миядзаки, но, в отличие от рыбки, это создание («созданьице", как пишет Некрасова) хищное и вороватое.
А девочка Катя напоминает Ленку Бессольцеву из «Чучела» — Некрасова напрямую отсылает к этой книге, назвав одного из притеснителей девочки Димой Сомовым. В отличие от ангельски открытой Бессольцевой, Катя растопыривает колючки, злится и дерётся — защищается, как загнанный в угол зверёк. Это стихийное, полузвериное начало роднит и объединяет яростную от отчаяния девочку и стылую от векового одиночества кикимору.
Очень интересный язык: на каждом шагу нарушается лексическая сочетаемость, но эти нарушения совершенно оправданны: они вскрывают то самое стихийное, косноязычное начало, смещают взгляд на мир, и при этом не мешают чтению. В общем, этот текст — образец работающего языка — а работающий язык, на мой взгляд, — один из признаков настоящей, «большой» (как сейчас принято говорить) литературы.
И ещё: в отличие от многих современных русских романов, эта книга мне видится минимально токсичной. Для меня — одна из лучших прочитанных за прошлый год книг.