Как практикующий экскурсовод я не стану красть хлеб у своих коллег, и не стану проводить вам виртуальную экскурсию по квартире Пушкина. Но не эта причина главная, на самом деле. Главная причина – никакая виртуальщина, в отличии, скажем, от музея РЖД, не заменит часа вашего времени, который вы просто обязаны провести в доме на Мойке.
Не люблю творить себе кумиров, и когда слышу от кого-нибудь фразу-клише «Пушкин – наше всё», начинает немного коробить. Я очень люблю и уважаю творчество Александра Сергеевича, но наша страна дала миру целую плеяду не менее талантливых поэтов и писателей. Я даже перечислять имена сейчас не буду. Однако, не сотворяя кумира, я снимаю шляпу перед талантом Пушкина, его поразительной работоспособностью, чеканным слогом и блестящей рифмой. Пушкин виртуозно владел стихом и прозой, и этого у него не отнять. И, конечно, хоть я говорю, что имён на небосклоне российской поэзии много, масштабов Пушкина достигли не многие.
Но главное, господа, главное другое. Я не знаю, что там было задумано создателями музея, какие глубины человеческой души он должен был затронуть, какие чувства всколыхнуть, но пласты, поднимаемые посещением поистине огромны. При всём здоровом скепсисе мы с вами прекрасно понимаем, что фигура Пушкина, даже если бы он не погиб так опрометчиво, так глупо и так трагично, в любом случае выделялась, и очень сильно, как в ряду поэтов в частности, так и в ряду граждан Империи вообще. Вольнодумец, посмевший критиковать самого Императора – шутка ли! При этом критиковавший мастерски, не менее мастерски маскируя эту критику, дьявольски талантлив и чертовски остроумен. Бомба, а не человек.
Пушкин умел писать. Пушкин умел любить. Пушкин умел жить. Квартира поэта открывает столько граней его характера, что диву даёшься. Письма Пушкина жене, в которых он рассуждает о своём заработке и искренне переживает, что может не сдюжить тянуть такое большое семейство. Проблемы мирского порядка, которые вообще не должны касаться великого поэта, а вот касались же. И в какой-то момент в голове мелькает: живой, такой же, как мы, со всеми нашими страданиями, переживаниями, волнениями, тревогами, обязанностями. И, тем не менее, в отличии, скажем, от меня, на фоне обычной рутины жизни, способный на шедевры. Вот тут начинаешь подходить к личности этого человека без набивших оскомину клише. Тут по-другому масштаб личности оценивать начинаешь. Когда входишь в мысли человека, ставишь себя на его место, думаешь, что бы ты сделал и как бы ты поступил – вот тогда начинаешь понимать и глубину поэзии, и глубину переживаний во время её создания.
Ещё одно чувство, которое сильно обостряется в квартире – чувство какой-то дикой вселенской несправедливости. Господи, подумать только, от чего умер-то! Пе-ре-то-нит! Да его сегодня третьекурсник медицинского одной левой выведет. Но то – сегодня. А тогда это было смертельное заболевание. Потерявший много крови в результате рокового ранения, доставленный домой по холоду зимнего Питера Пушкин не имел шансов.
И совсем накрывает, когда ты вдруг осознаёшь: он понимал, он знал, что шансов нет. Вот вы в состоянии представить себе хоть на минуту, что сию же минуту вы узнаете: жить вам осталось два дня, и сил на «последний кутёж» у вас нет. Всё, что вам осталось – медленно угасать на диване, зная, что в соседней комнате мечется от безысходности ваша жена? С чем это сравнить? Ну разве что с ощущениями людей в падающем самолёте. И то, там у человека остаётся иллюзорный, но шанс. А тут шансов нет. Всё. Точка. Через два дня – смерть. Позавчера ты был живой и здоровый, вчера ты получил анонимный пасквиль, сегодня ты стрелялся, а завтра ты умрёшь. И весь путь, вся жизнь съёживается до размеров этих сорока восьми часов и маленькой комнаты посреди огромного города.
Когда меня пронзила мысль, что Пушкин осозновал свою кончину, мне стало по-настоящему плохо. Не «не по себе», а именно плохо. Я словно щупал смерть руками, ощущал её вкус. Накатила какая-то дикая безысходность, ощущение бессмысленности бытия. Два часа назад я угощался плюшками, радуясь жизни, а спустя два часа меня может переехать трамвай, и сгниют те плюшки даже не в Казани… Что там? Как вообще можно представить себе, что химические реакции в мозгу прекратятся, сознание отключится и вы умрёте? Как вообще можно представить отключение сознание и потерю ощущения себя, своего тела? Как вообще можно смириться и принять тот факт, что вот сейчас ты в последний раз закроешь глаза? Как это – ничего не ощущать? Это же не сон, тогда смерть – это что?
И рефреном в голове: он знал, он понимал, он ощущал, он смирился. Жутко, прямо вот до дрожи. Стоял у окна, слегка пошатываясь. А каково было его друзьям, которые заходили к нему и вынуждены были не соглашаться с самим же умирающим, который уже принял факт своей смерти, в том, что он умирает? Одно могу сказать точно: хотите во всех вселенских масштабах оценить скоротечность бытия и порой бессмысленность того, что делаете, сходите на Мойку. Некоторым музей может переформатировать жизнь.
Читайте канал и подписывайтесь на мои соцсети:
Фейсбук | Вконтакте | Инстаграм | Ютуб о танго | Ютуб о путешествиях |
Цикл "Покажу Россию"
Серпухов: семь километров счастья | Трамвайное. Нижегородское | Другой Питер: Каменный остров | Коронный город: Кронштадт | Трамвайчик питерский