- Пшли работать, - говорит Воля. - Три статьи в разной степени недоделанности ждут. Завтра нужно отправить как минимум одну. Лучше две.
- Ты понимаешь, - объясняет второе Я, - чичас-чичас, только испеку кабачковых вафель. Это пять минут. Не исключено, Леха даже парочку съест. А остальное можно будет раздать соседям. Не такие уж и противные эти вафли, между прочим. Зеленые…
Вафли я пеку полтора часа, к концу процесса ими завалена половина столовой. Ну что поделаешь, если кабачки созрели такие здоровущие.
- Пшли работать!
- Ага-ага!
Я только на минуточку захожу к Тамаре, соблазняю вафлями, мы говорим про то, что непременно будет дождь. И у Василия Григорьевича сын уехал в Москву, наверное, бедному Василию Григорьевичу остро не хватает домашнего уюта. В виде зеленых вафель, например. По дороге домой я усеваю проредить дайкон и редьку. И пролить теплицы : всего-то тридцать леечек – одна нога здесь, другая там. Как раз дождь заново бочки наполнит.
- Статьи!
Я бы с радостью, но трещит башка. Вот прямо трещит-трещит. К буре, грозам и прочей мчсятине.
Мы с головой пьем таблетку и идем пялиться на капусту, которая пошла крутить кочаны. Захватывающее зрелище. Потом мы сидим на ступеньке и трогаем босыми ногами стриженую траву. Пьем кофе. Каким-то образом случается уже пять вечера, и это вне пределов понимания - я твердо помню, что где-то прямо тут только что был полдень.
Тепло, серо и сыро, бледно-солнечно, предощущение грозы. Смысл жизни – буквально повсюду: сиди, смотри, вникай.
- Статьи!!!
- Иду-иду-иду!
Но тут гремит, грохочет, березы кланяются в землю, мы бегаем, орем кота
- Кис-кис-кис, домой-домой-домой!
Кот успевает занести хвост в дом одновременно с первой молнией. Разверзлись хляби небесные, мир заливает вода. Пропустить этот катаклизм невозможно – Леха, я и кот прижались носами к окну, по которому , размывая пейзаж, льются потоки.
А потом нужно быстро замариновать собранные утром огурцы – всего-то пять баночек. И работать-работать¸работать…
Кто включил лампу? Зачем? Как «уже темно»? А где же мой день? Он, конечно, был, и был он прекрасен, но неужели все-таки «был»? Да иду, я иду, заткнись. К утру уж всяко понапишу чего-нибудь. Ночью время бесконечное.
