Адмирал Майк Маллен был председателем Объединенного комитета начальников штабов США с октября 2007 года по сентябрь 2011 года. В 2009 году Маллен в открытом письме раскритиковал выдвинутую Обамой концепцию «стратегических коммуникаций» с исламским миром. Это очень емкое и искреннее письмо, суть которого приложима к любой коммуникации. Его перевод ниже под фото.
Еще больше интересного о массовых коммуникациях читайте в Telegram-канале «Медиапсихология».
Пришло время заново взглянуть на понятие «стратегические коммуникации».
Если честно, меня не волнует сам термин. Мы слишком зациклены на этом слове, стратегический. Если мы и поняли что-то за прошедшие 8 лет, так это что границы между стратегическими, оперативными и тактическими действиями неясны. Это особенно относится к коммуникации, где выложенные в сеть видео или картинки, даже сама возможность их опубликования, могут влиять на принятие решений в сфере национальной безопасности.
Но и без учета самого термина, я уверен, мы ушли и от его первоначального смысла. Пока мы формулировали термин, создавая целые структуры вокруг него, мы позволили стратегической коммуникации превратиться в предмет вместо процесса, в абстрактную идею вместо способа мышления. К сожалению, это стало похоже на мышиную возню.
Без всякого сомнения нам нужно обратиться к основополагающим моментам.
Проблема не в том, что мы плохи в коммуникациях или позволяем обогнать себя пещерным людям. Многие из них уже давно не в пещерах — члены Аль-Каиды и Талибана по большей части живут среди людей. Они вещают из общества, а не со стороны. И они не просто выкладывают видео перестрелок — они доносят сообщение. Хотите узнать, что случается, когда кто-то нарушает Шариат в их понимании? За примерами далеко ходить не придется. Казни, теракты и публичные избиения несут в себе мощный посыл — или сами по себе являются этим посылом.
Проблема ли это для правительства? Ну, Талибану неплохо удается ее создавать. В некоторых местностях они организовали суды, собирают налоги и даже позволяют жителям подавать официальные жалобы на местных лидеров Талибана. Чтобы расположить к себе людей в Свате (регион в Пакистане — прим. перев.), Талибан помогал бедным и безземельным получить собственную землю. Каждым таким актом боевики разрушали авторитет местных властей, словно говоря людям: «Мы дадим вам стабильность, которую не может дать правительство». При этом их жестокость и безразличие к человеческой жизни сохраняется.
Нет, наша основная проблема не пещеры, а доверие. Наши сообщения не убедительны, потому что мы не вложили достаточно сил в строительство доверительных отношений и не всегда сдерживали свои обещания. Чаще всего, когда я бываю в Афганистане и Пакистане, мне задают такие вопросы: «Действительно ли вы будете с нами? Можем ли мы на вас рассчитывать?». Я отвечаю «да, будем» и «да, можете», но мне кажется, говорить о настоящем доверии не приходится.
Ирония в том, что при всех сведениях, которые у нас есть благодаря постоянным исследованиям, опросам и фокус-группам, многому мы могли бы научиться у нашего прошлого. Ни один другой народ на Земле не оказался способен вызвать большее доверие, чем американцы. И делали мы это в первую очередь силой своего собственного примера. Плавание Великого белого флота (кругосветное плавание 16 кораблей американского флота с 1907 по 1909 год, призванное показать мощь военно-морских сил США — прим. перев.) доказало всему миру, что США больше не страна второго сорта. План Маршалла (программа американской помощи Европе после Второй мировой войны — прим.перев.) ясно показал — наша сила велика. Политика сдерживания дала понять, что мы не позволим коммунизму распространиться. А наша помощь при стихийных бедствиях по всему миру говорила: «Мы поможем вам».
Нам не нужен был опрос общественного мнения, чтобы запустить тот флот. Нам не нужен был план «стратегической коммуникаций», чтобы восстановить Европу. И уж тем более нам не нужны были презентации в Power Point, чтобы доставлять первую помощь. Американцы просто появлялись и делали правильные вещи, потому что это было, что уж говорить, правильно.
Это сущность хорошей коммуникации: вкладывать правильный смысл в действия и позволить им говорить самим за себя. Нас не должно беспокоить, что мы не нравимся людям, не это наша цель. Цель — доверие. И мы получали его долгое время. Но я не предлагаю прекратить планировать коммуникацию или не принимать во внимание реакцию аудитории, ее восприятие или культуру.
Я понимаю, что информационная среда сегодня гораздо сложнее, чем в 1909 или даже в 1999 годах. Как человек, который каждый день использует Twitter, я осознаю необходимость использовать новейшие технологии. Но более важным, чем любой отдельный инструмент, должен быть контекст, в котором наши сообщения распространяются и воспринимаются. Мы вредим себе, когда становится очевидным, что мы делаем что-то только ради влияния. И эффективность нашего сообщения падает.
Еще больше мы вредим себе, когда наши действия не совпадают с нашими словами. Наши противники постоянно следят за новостями, чтобы обнажать противоречия в наших словах и действиях. Когда они находят разрыв между словом и делом — как, например, в случае с тюрьмой Абу Грейб (тюрьма в Ираке, в которой американцы пытали заключенных — прим.перев.) — они заполняют именно этот разрыв. Честно говоря, так должны действовать и мы. Мы должны быть бдительны и по высшим стандартам закрывать любые разрывы, будь они реальными или кажущимися, между тем, что мы говорим о себе, и тем, что мы делаем.
На самом деле, я хочу доказать, что большинство проблем стратегической коммуникации — это вовсе не проблемы коммуникации. Это проблемы политики и поведения. Каждый раз, когда мы не соответствуем нашим ценностям или не выполняем обещания, мы все больше и больше становимся похожими на тех высокомерных американцев, которыми противник пытается нас показать.
Не сомневайтесь — в наших стратегических коммуникациях высокомерие было. Мы поверили, что сообщения можно запускать словно ракеты и они будут сносить все на своем пути. Нет, не будут. Хорошая коммуникация работает в обе стороны. Она не о рассказывании своей истории — мы должны научиться лучше слушать.
Сообщество мусульман — это тонкий мир, который мы не до конца понимаем, а иногда и не пытаемся понять. Только через признание культуры, потребностей и надежд людей мы сможем вытеснить нарратив экстремистов. Мы не можем захватить сердца и умы людей, но можем увлечь и слышать их — не разово, а постоянно.
Я большой фанат книги «Три чашки чая» Грега Мортенсона. Этим летом у меня была возможность помочь ему открыть новую школу для девочек в Панджшерском ущелье в Афганистане. Грег верит, что строительство отношений так же важно, как и строительство зданий. Он сказал мне: «Враг — это невежество, и оно касается не только этих людей. Они гораздо большему могли бы научить нас, чем мы их».
Он прав. Мы только приближаемся к тому, чтобы наше поведение стало соответствовать нашему уровню знаний. И попытка просто слушать других говорит сама за себя. Я думаю, что стратегическая коммуникация как сфера компетенций должна существовать. Жаль, что этот термин занял так много места в нашем лексиконе. Но я верю, что мы воспользуемся возможностью, которую дает подготовка следующего Четырехлетнего прогноза Министерства обороны, чтобы пересмотреть смысл этого термина. Стратегическая коммуникация должна сопровождать и поддерживать наши решения, но не организовывать их. Вместо того, чтобы охватить всю коммуникационную деятельность этим термином, мы должны использовать его для описания процесса, с помощью которого мы интегрируем и координируем.
Иными словами, мы должны меньше заботиться о том, как говорить о наших действиях, а больше думать что говорят наши действия.
Я также надеюсь, что мы научимся быть чуткими, прислушиваться. Потому в конце концов мы стремимся — по крайней мере должны стремиться — к действиям, которые говорят сами за себя, которые говорят за нас. Что нам нужно больше всего, так это доверие. И мы не можем получить его просто разговором.