Уроженку Кёнигсберга Агнес Мигель, безусловно, можно считать одной из самых известных немецких поэтесс (а в родной Восточной Пруссии ей, пожалуй, и вовсе нет равных в славе) – пусть даже эта известность сегодня имеет несколько скандальный оттенок. Но об этом чуть позже.
Если точнее и в исторических ориентирах, родным городом Агнес был Кнайпхоф – один из трех, которые в начале XVIII века объединились в «мегаполис». Если еще точнее – на свет девочка появилась 9 марта 1879 года в маленьком домике у Соборной площади Кнайпхофа. К слову, многие литературоведы считают, что именно тамошние узкие улочки и доминирующий над ними Кафедральный собор, выполненный в суровой северной готике, оказали заметное (да едва ли не определяющее) влияние на творчество Мигель.
Ее отцом был коренной пруссак Адольф Мигель, предки которого появились на этой земле чуть ли не вместе с первыми отрядами Тевтонского ордена. А вот мать – Хелена, урожденная Хофер, прибыла сюда гораздо позже, вместе с зальцбургскими переселенцами-протестантами. Возможно, как раз с теми самыми, которых на знаменитой фреске (сохранилась до настоящего времени и украшает стену техникума в Гусеве) встречает король Фридрих Вильгельм I.
Папаша, как всякий добрый бюргер, крепко верил в бога и был расчетлив до мозга костей. Вот и свою дочь он был склонен рассматривать, прежде всего, как выгодное капиталовложение. В ожидании состоятельного зятя Агнес обучили всему, что должна была знать и уметь прусская женщина из приличной семьи.
- Запомни, майне гелибте тохтер, - наставлял дочурку Адольф. – Чтобы не опозорить наш род, ты обязана неукоснительно соблюдать «принцип трех «К», то бишь, «киндер, кухен, кирхе». Растить детей, готовить обожаемому супругу вкусные и питательные обеды, регулярно посещать церковь – больше в этой жизни от тебя ничего не требуется. И не слушай, ради бога, свою ласковую, но немного легкомысленную матушку!
Фрау Хелена и впрямь была натурой возвышенной, романтической, обожала сказки и легенды, шустро наигрывала на фисгармонии, под которую напевала старинные баллады и народные песенки. Маленькая Агнес впитывала всю эту гуманитарщину, как губка, что категорически не нравилось отцу семейства. Почтенный Адди ругался – мол, жена портит ребенка и мрачно предрекал, что с такими наклонностями дочь замуж никто брать не захочет, и она останется старой девой. Как в воду глядел…
В результате материнское влияние пересилило отцовские наставления. Заневестившаяся было Агнес беспечно махнула рукой на женихов и полностью сконцентрировалась на поэзии. В 1901 году был напечатан ее первый сборник, который так и назывался – «Стихи». Блистательного успеха молодой поэтессе он не принес, но литературные критики были вполне благосклонны к начинающему автору, отмечая проникновенность лирики фройляйн Мигель. Настоящая слава пришла к ней шесть лет спустя, вместе с выходом книжицы «Баллады и песни». Скорее всего, читателю импонировала местная тематика с ее гибнущим языческим миром древних пруссов, мистическими устремлениями средневекового рыцарства, элегическими ландшафтными зарисовками и прочими кунштюками в том же духе.
Вот, например, одно из самых, на мой взгляд, мощных творений Мигель – баллада «Женщины Ниды». Калининградцы-то знают, а прочим стоит пояснить, что есть до сих пор такой поселок на Куршской косе. А проблемой этого уникального природного образования прежде считались кочующие дюны: морской ветер переносил огромные массы песка, которым засыпало целые деревни. В данном же случае главным бедствием стала эпидемия чумы, которая на протяжении истории Пруссии неоднократно выкашивала тамошнее население едва ли не под корень. Вот и тут из всех жителей остались лишь несколько женщин, которые просят дюну похоронить их. Ибо просто больше некому:
"Семеро нас, мы женщины Ниды,
Ждем так спокойно, ждем так смиренно,
Белая Дюна, любовь без обиды,
Благо с проклятием одновременно…
И был день четвертый. И вечер притих.
И Дюна пришла и накрыла их…"
(перевод Сэма Симкина)
Возможно, звучит несколько цинично, но из песни слов не выкинешь: покорению Мигель новой поэтической вершины способствовал катаклизм планетарного масштаба – Первая Мировая война. Считается, что в стихотворении «У садовой ограды» отчетливо просматривается аллегория: две соседки, толкующие о своих ушедших на фронт сыновьях – суть ни что иное как Германия и Россия.
"Наши соседские дети –
Что делать теперь – подрались.
Наши мальчики юные
Навеки уснули в полях.
Плуг проходит под ними,
Ветры шумят в ковылях,
Сеют зерно в ту пашню,
Где навсегда остались…"
(перевод Сэма Симкина)
В 1916-м Мигель была удостоена литературной премии имени Генриха Клейста, а в 1924 году стала почетным доктором Альбертины – Кёнигсбергского университета. Думается, задолго до этого момента мысли о семейной жизни (если таковые вообще у нее были) Агнес окончательно оставила – вокруг рыскали в поисках дефицитных после только что закончившейся масштабной бойни мужей тысячи куда более юных землячек. Зато у поэтессы имелось такое литературное признание, о котором большинство поэтов могли лишь мечтать.
Однако исключительно стихоплетством в Веймарской республике зарабатывать на жизнь было невозможно. Поэтому с 1920 по 1926 годы Агнес пришлось потрудиться на ниве прикладной журналистики в «Восточно-Прусской газете», где она была штатным корреспондентом, и «Кёнигсбергер Альгемайне» - там девица подвизалась фрилансером.
Пиковые взлеты в биографии Мигель каким-то роковым образом совпадали с отнюдь не самыми приятными для человечества событиями. Пришедшие к власти в Германии нацисты возвели и без того уже популярную поэтессу на еще более высокий пьедестал.
О том, что именно заставило Агнес принять идеологию национал-социализма, литературоведы спорят до сих пор. Но вряд ли Мигель действительно была убежденной сторонницей НСДАП. Скорее уж, глядя, с какой страшной силой Третий рейх мочит заподозренных хотя бы в малейшей крамоле коллег, она предпочла держаться в русле новых веяний и принимать сомнительные почести, нежели быть гильотинированной или загреметь в концлагерь. Справедливости ради: не только в Германии - во всем мире примеров подобного конформизма не счесть, немало их и в великой русской, и в советской литературе.
Как бы то ни было, в 1933 году Агнес Мигель оказалась в числе 88 германских литераторов, подписавшихся под «Клятвой верности» Адольфу Гитлеру. Тогда же, по свидетельству знавших ее людей, поэтесса напрочь перестала знаться со всеми своими друзьями и даже просто знакомыми еврейской национальности. Апогеем то ли приспособленчества, то ли подлинного экстаза стала ода «К фюреру»:
"Он нас освободил.
Не забудьте его!
Никогда! И землю, введённую в смуту, умучиваемую,
Вздохнув, он взял своей рукою могучею... "
Такое рвение власти по достоинству оценили, вручив в 1935-м Мигель премию Гердера и назвав в честь кёнигсбергской знаменитости школу на Шляйермахер-штрассе (современной улице маршала Борзова). Вершиной мигелевской карьеры при гитлеровцах стало ее вступление в 1939 (по другим данным, в 1940) году в ряды «национал-зоциалистише дойче арбайтерпартай». Тогда же Мигель стала лауреатом премии имени Гёте и почетной гражданкой Кёнигсберга с пожизненным правом бесплатного проживания в городе (впрочем, опять-таки, есть мнение, что последней привилегии ее удостоили 11 годами ранее). Кто бы мог подумать, что коммунальными услугами на халяву и жирными премиальными от бургомистрата придется наслаждаться очень недолго.
Успев еще в 1944-м лично Адольфом Алоизычем быть внесенной в «Список талантливых от бога» как выдающееся национальное достояние, Агнес покинула обожаемый Кёнигсберг 27 февраля 1945 года – причем в спешном порядке, заодно с другими беженцами, которые дико боялись мести наступающей Красной армии за все те паскудства, которые натворили их сограждане на территории СССР.
«Остров… Герб мой… Судьба… Начало… Все имела - и потеряла», - резюмировала она напоследок, прикидывая, когда и куда по дороге выбросить партийный билет и значок со свастикой.
Добежав до западной Германии, Мигель обосновалась на ПМЖ в городишке Бад-Нендорф, что в земле Нижняя Саксония. Поначалу и там экс-нацистку жестко прессовали оккупационные власти и местные антифашисты. Но процесс интенсивной денацификации быстро сошел на нет, множество верных слуг павшего режима (причем действительно рьяных, в отличие от бедной поэтессы) получили теплые места или государственные пенсии в новообразованной ФРГ.
В 1950 году дошла очередь и до Агнес, которую официально вычеркнули из перечня апологетов национал-социализма, разрешив вновь публиковаться. Но прежних крутых взлетов больше не было, да и времени на них уже не оставалось. В 1955-м вышло полное собрание сочинений Агнес Мигель в семи томах. А еще через девять лет, 26 октября 1964-го она умерла в Бад-Зальцуфлене (земля Северный Рейн – Вестфалия). Говорят, на похоронах присутствовало больше тысячи человек, по большей части из восточно-прусских землячеств.
Немцы помнили о знаменитой литераторше – к 100-летию со дня рождения Агнес Мигель была выпущена почтовая марка с ее изображением, в доме в Бад-Нендорфе, где поэтесса провела последние годы, обустроили музей, и сегодня почти полтора десятка германских городов могут похвастаться своими Агнес-Мигель-штрассе.
А вот в Советском союзе неотъемлемой частью которого стал и кусок бывшей Восточной Пруссии с Кёнигсбергом, имя обласканной фашистами Мигель ожидаемо предали забвению. Вспомнив о ней только в лихие перестроечные времена, когда стало можно практически все.
В 1992 году был осуществлен совместный проект Калининградского отделения Фонда культуры и германского общества памяти Агнес Мигель. На стену дома по улице сержанта Колоскова (бывшая Хорнштрассе), из которого бежала знаменитая кёнигсберженка, водрузили мемориальную доску. Шильда висела, пока не попалась на глаза калининградским борцам с германизацией региона. И после поднятого ими скандала в ноябре 2015-го была демонтирована.