Сегодня в мемуарах, прочих литературных текстах, да и просто разговорах устоялся штамп, что фронтовики не любят вспоминать о войне. Прямо такие скромняги, куда там… Хотя, может, и не любят. Но не все. Поэтому я предлагаю вам воспоминания моего соседа, дяди Пети Пронькина (царство ему небесное!), который, может, тоже не любил вспоминать, но иногда (особенно когда ему наливали) всё-таки вспоминал. Одно из таких воспоминаний и предлагаю вашему прочтению, вниманию и, надеюсь, пониманию.
После Победы наша часть осталась в Германии, в тридцати пяти километрах юго-восточнее Берлина, в небольшом немецком городке с трудно произносимым для русского языка названием. Время было не просто чудесное. Время было сказочное хотя бы потому, что кончилась, наконец, эта растреклятая война, никто никого не убивал, никто ни в кого не стрелял, и вообще с утра до ночи и с ночи до утра стояла совершенно непривычная для, нас прошедших через годы боёв и прочих военных «суровостей», спокойная размеренная и, главное, МИРНАЯ тишина.
Естественно, что многих из нас потянуло к этой самой мирной жизни. А что за мирная жизнь без женщин? Те более, что в городке их хватало. И наши офицеры (да и некоторые солдаты и старшины) начали знакомиться с местными фрёйлинами и фрау. Вот и командир кавалерийского взвода, старший лейтенант Куйдайбердыев, по национальности то ли казах, то ли киргиз, познакомился с немкой по имени Ева. Старшина Егоров был свидетелем того, как Куйдайбердыев её впервые увидел. У него глаза на лоб вылезли и рот раскрылся сам собой, рассказывал Егоров.
И немудрено: после четырёх лет (Куйдайбердыева в армию призвали осенью сорок первого) крови, грязи, яростных кавалерийских атак на пулемёты, которые косят тебя в упор, гибели верных, надёжных товарищей, за каждого из которых, не задумываясь, отдал бы свою собственную, такую же, как все эти годы, яростную, кровавую и отчаянную жизнь — широченная, здоровенная, сисястая и жопастая, белотелая блондинка в шикарном платье и широкополой шляпе, украшенной яркими цветами. Килограммов сто (никак не меньше) мяса, костей, откровенно бл.дских глазок и похотливых улыбок, умело маскируемых под невинные девичьи.
И до того Куйдайбердыев в эту Еву втрескался, что решил на ней непременно жениться. Даже несмотря на то, что подобные браки вышестоящим командованием были категорически запрещены.
Вообще Куйдайбердыев был не совсем типичным восточным человеком. Неженатый красавец, с великолепной фигурой, он почему-то робел в общении с противоположным полом и оценивал женщин исключительно лошадиными параметрами. Моя жена, говорил он убеждённо, должна быть красивее любой лошади.
Теперь несколько слов об этой самой Еве. О, это оказалась та ещё пройда и бикса! С первого взгляда было понятно: эта жгучая блондинка с высокой грудью и ямочками на щеках — настоящая хищница, и уж своего никогда не упустит и не уступит. По-русски она знала только четыре слова — «дратуй!» (здравствуй!), «не треляй!» (не стреляй!), «комендатюр (это понятно) и «песта» (это ещё понятнее). В принципе (в принципе!) этих четырёх слов вполне хватало, чтобы совершенно спокойно общаться с нами, «оккупантами».
Другие детали: Ева была не девушкой, а вдовой, и — по слухам — не простого армейца, а офицера-эсэсовца, которого в брянских лесах застрелили тамошние брянские партизаны. Сама Ева этого лаптя Куйдайбердыева в такие подробности, естественно, не посвящала, а на его вопросы о её прежнем замужестве лишь делано-горестно вздыхала и, аккуратно промокнув глазки кружевным платочком, игриво строила глазки суровому сыну казахско-киргизских бескрайних степей. Её расчёт был понятен: прикрыться замужеством за Куйдайбердыевым от возможных репрессий со стороны властей за то, что была женой эсэсовца.
И на самом деле: вдруг вызовут в ту же комендатуру, скажут: ага, либер дойчен фрау, у тебя мужик-то, оказывается, эсэсманом был, кровавым палачом! Стало быть, и ты — самая настоящая эсэсовка! Так что снимай портки, знакомиться будем! А она им на стол — свидетельство о браке. Дескать, вот вам вдоль и поперёк по всем вашим похотливым комендантским мордам! Я теперь не эсэсовка, а законная супруга настоящего геройского офицера Красной армии, товарища Куйдайбердыева! У которого, между прочим, три ордена, пять медалей и благодарность от самого командующего Первым Украинским фронтом, Маршала Советского Союза, товарища Конева И Сэ! Ну, что? Сожрали, псы вонючие? Умылися? Подавилися мои роскошным телом? Которого вам не видать как своих ушей, в отличие от супруга моего законного, товарища Куйдайбердыева?
А Куйдайбердыев действительно потерял голову. Тем более, что эта сучка мурыжила его совершенно по-иезуитски, объясняя на пальцах, что она — совершенно порядочная и всё понимающая женщина, и обязательно ему даст, — но только по заключении законного брака. Вот тогда, майн либер Куйдайбердыев, хоть обожрися её ненасытных любовных ласк! Хоть объгребися прямо до судорог! А пока — ни-ни. Если только понюхать. Не более. Ферштеен, майн либер отважный герой?
И Куйдайбердыев задумался. Условие, которое ему выдвинула эта недобитая эсэсовка было чреватым. Я уже говорил, что имелся строжайший приказ: никаких браков (по крайней мере, официальных) между советскими офицерами и немками быть не должно! Не должно-то не должно, а если ужас как хочется? А если это ЛЮБОВЬ?
Куйдайбердыев решился. Выкрал из канцелярии чистый бланк Почётной то ли Грамоты, то ли Благодарности (кстати, с изображением товарища Сталина) и заполнил его своей рукой как якобы свидетельство о браке с этой самой Евой. После чего пошёл к ней нах хаузе (домой), показал «свидетельство» и сказал, что теперь они совершенно официально муж и жена. Ева в советских бланках ничего не понимала, но таким официальным бланкам была суровым гитлеровским режимом приучена верить безоговорочно (иначе — или концлагерь, или расстрел. Выбор небогатый). Поэтому приняла подлог за чистую монету, на радостях, что добилась-таки своего (а значит, кроме снятия клейма эсэсовки имеет теперь по сравнению с соседями невиданные, по её мнению, права и льготы) накрыла праздничный стол, созвала гостей, а ночью, естественно, дала Куйдайбердыеву, как совершенно законная супруга.
Но, похоже, она всё-таки что-то заподозрила. Поэтому рано утром, пока Кудайбердыев совершенно обессилено спал (укатала-таки его эта Ева своим ненасытным застоявшимся темпераментом!), пошла в комендатуру и показала там «свидетельство о браке». Которое у неё дежурным офицером было немедленно изъято и по факту такого вопиющего подлога немедленно было возбуждено служебное расследование. Старший лейтенант Куйдайбердыев за дискредитацию высокого звания советского офицера и за вступление в половую связь с немецкой женщиной был подвергнут домашнему аресту на десять суток с удержанием офицерского довольствия на пятьдесят процентов на всё время ареста. А за осквернение бланка Почётной Благодарности с изображением товарища Сталина ему, Куйдайбердыеву, на двенадцать месяцев было задержано присвоенное очередного офицерского звания.
О дальнейшей судьбе простодушного «сына степей» дяде Пете написал однажды сослуживец. В шестидесятых годах он побывал в командировке в городе Джезказган, и помня, что Куйдайбердыев родом оттуда, попытался его найти. И нашёл!
Куйдайбдыев встретил его как дорогого гостя (оно и понятно — однополчанин! Вместе кровь проливали!), привёл к себе в дом, познакомил с семьей. К тому времени он был давно женат, имел восемь детей и был совершенно счастлив. У сослуживца хватило ума не напоминать ему о Еве, потому что нынешняя куйдайбердыевская жена, Джумарат, конечно, не шла ни в какое сравнение с ухоженной, дебелой, невероятно сексапильной немкой. Оно и к лучшему.