- Давай, - как-то сказала мне подруга, - возьмем у тебя интервью.
- На тему?
- Расскажешь, как стать писательницей в декрете.
- Ну, ты же понимаешь, что я стала писательницей не в декрете?
- Ну, ты же понимаешь, что это журналистика?
Интервью не сложилось, но тема осталась. А правдивый ответ на вопрос звучит следующим образом: чтобы стать писательницей в декрете, нужно предварительно, до декрета, в течение двадцати лет писать разнообразные тексты. Вот только почему вот это – огромный и сложный авантюрно-исторический роман - случилось со мной именно в декрете?
Множество женщин, обретая материнство, в комплекте получают какой-нибудь бонус от судьбы: новый бизнес, новый талант, новую сверхспособность, новое хобби, которое, к примеру, успешно монетизируют. Так это выглядит со стороны. Изнутри это объясняется отнюдь не мистическими причинами, а тем, что дети одним своим существованием отлично учат женщин ранее постигаемому только теоретически принципу «здесь и сейчас». В тридцать лет, к примеру, я была одинока и бездетна, имела прорву свободного времени для зарабатывания денег и самореализации, но реализоваться особенно не спешила, то выбирая для творчества особенно удобное время, то ожидая прихода особенного вдохновения. Что до целей – как именно реализоваться, что именно сделать, сколько на это потребуется времени – так целей у меня не было вообще. Все мое прекрасное творческое грядущее отлично укладывалось в маниловское «а хорошо бы, душечка, вот здесь построить мост». Периодически я, конечно, задумывалась, отчего мост до сей поры не построен, и мужики на нем не торгуют, но вскоре отгоняла от себя вредоносные мысли. Отрезвляющим моментом был разговор с другой подругой как раз около тридцати с хвостиком. На моё: «Понимаешь, я ничего не достигла!» - она очень точно спросила: «А чего конкретно ты хотела достичь?»
А ничего. Мне все время казалось, что как-нибудь так достигнется. Всё, вообще всё.
А потом родился сын, и все грядущие достижения накрылись счастьем материнства. Ребенок желанный и любимый, он, тем не менее, отлично разрушил мои розовые мечты о том, как будет круглые сутки мирно играть/спать/гулить/нужное подчеркнуть в кроватке, а я, прямо тут, возле кроватки, начну творчески самореализовываться – ведь времени-то у меня будет в декрете вагон и маленькая тележка.
До рождения ребенка у меня, по сути, не было граничных условий. После рождения ребенка у меня только что и остались одни граничные условия, в которые нужно было уместить все, чего я хочу достичь. Понимание того, что этот ребенок – здесь и сейчас, и он с тобой навсегда, и у тебя совершенно точно не будет более удачного времени для творчества, чем сейчас, очень отрезвляет, знаете ли. Это как стоять над пропастью и прыгнуть – понимать, что если хочешь, действительно хочешь, то делать надо здесь и сейчас. Когда проект стартовал, сыну было полтора года, сейчас сыну пять, а текст укладывается в четыре тома общим объемом под тысячу страниц, и склоняет переписать его в сценарий сериала. Заезжал как-то в гости старый друг, посмотрел, как стоит на ушах Лев, и говорит мне потом: «я прям тебя еще больше уважаю, такой объем текста написать – в таких условиях…». Люблю я вообще-то незамутненность наших прекрасных мужчин – а что, бывают какие-то другие условия? Нормальный, здоровый, активный пятилетка… А есть женщины, у которых детей в четыре раза больше моего – и такие творческие проекты, от которых у меня голова кругом.
И вот опять: температура у мальчика - тридцать девять в ночь с воскресенья на рабочий понедельник (да, я еще работаю не писателем вообще-то), засыпает он, бедняга, скуля, просыпается от того, что тошнит… после всех тазиков, компрессов, всех «ну котик, ну еще глоточек», всех жаропонижающих свечек – ноут на колени, портативная лампа, открытый файл… У меня, без пафоса, сейчас есть только эти полтора часа, чтобы писать, пока меня саму не срубит от усталости – до того, когда снова нужно будет проснуться, сбивать температуру ребенку, поить, уговаривать, подставлять тазики, закапывать нос, прыскать горло. А про снесенный график по рабочей неделе я стану думать уже утром понедельника.
У меня нет более удобного времени. И я не могу ждать пятнадцать лет, пока сын вырастет, и уж тогда, на пенсии, я самореализуюсь. Да ладно, кого я обманываю? С новым законом мне и на пенсии придется пахать, как гребцу на галерах, и едва ли в старости найдутся более комфортные условия, чем теперь.
Значит, это будет здесь и сейчас.