Чтобы категоричное утверждение, вынесенное в заголовок данного материала, стало истинным, необходимо соблюсти несколько условий. Ну, во-первых, простить автору его дискуссионный запал и принять, что речь идёт не о татарском происхождении, а о тюркском в целом.
Во вторых, в качестве пограничного условия – согласиться с тем, что производящая основа фамилий в большинстве случаев этнических указаний нам не даёт. То есть – сталкиваясь с Ивановым, мы, как бы, предполагаем, что имеем дело с русским человеком, но можем и ошибаться. И не потому, что болгары так уж похожи на русских, а, прежде всего, ввиду того, что «Иоанн» после исхода из библейского текста, чёткой этнической привязкой не отмечены.
И в третьих – самое главное и переводящее разговор в интересующее нас русло – не все, конечно. Не все русские фамилии имеют тюркские корни. Сказано это было ради красного словца. Не все, а только те, которые заканчиваются на «ов»-«ова». То есть – подавляющее большинство.
Дело в том, что исконно славянские маркеры принадлежности не знают формы «ов». Слова, отвечающие на вопрос «чей?»-«чьих» (будешь?), оканчиваются в своих аутентичных славянских формах на «-ный», на «-ский», на «-цкий», на «-ин», на «-ич» – и вопросы к таковым могут возникать лишь по поводу частого использования их представителями еврейских общин.
Но вот с окончанием «-ов» возникают вопросы. Вполне функциональным объяснением появления русского «ов» в качестве родового маркера, является преобразование тюркского окончания с теми же функциями. Вспомним этноним «половцы». Миллионы копий сломано в его ближайшей округе, а в результате утвердилась абсолютно идиотическая версия происхождения от «половый», т.е. «желтый». А ларчик открывается совсем просто – целый ряд тюркских народов имеют «рыбьи» названия – уйгуры, кумыки, балкарцы. И половцы – тоже палыгъчы («рыбари»). С учётом обычного для тюркского языка перехода заднеязычного «гъ» в закрытое «у», «палыгъчи» превращается в «полоучи». «Цоканье» куманского превращает слово в знакомое по летописям «половцы».
То же самое произошло с тюркским аффиксом родовой принадлежности «окъ»-«огъ». В огузских языках он сопрягается с аффиксом наделённости качеством «лугъ» и становится указанием на происхождение носителя – «оглу», например, «Худайбердыкопчохсауболсун-оглу». В кипчакских (западно-тюркских) говорах обходились без аффикса наделённости, ограничиваясь указанием родовой принадлежности. То есть на вопрос «Чей ты?», следовало имя принадлежания – Иван, Рогволд, Лель, Чёрт – а к нему крепилось тюркское «огъ», в своей архаичной семантике означавшее «семя» (биологическое))). В артикуляционной среде русских княжеств «Иван-огъ» звучало как «Иваноу» с неизбежным переходом закрытого «у» в обычное, всем привычное «в».
Автор вполне допускает, что какие-то русские фамилии на «ов» сформировались вне рамок указанной схемы. Но только «какие-то». А фамилии на «ев»-«ева» – технический результат чередования «е» и «о», характерного для русского языка.