Мать с Женькой всё что-то не идут и не идут.
Жена всегда очень внимательно относилась к нему. Ни разу за всю жизнь не возразила, не усомнилась. Она успокаивала его жизнь. Как щепотка соды, если вдруг разбередить желудок.
А было всякое. Перешёптывания баб за спиной. Подозрительные, сочувственные и насмешливые взгляды мужиков. Поговорил по душам с одним. Остальные стали держать свои сопли при себе. Устроился лесничим, чтоб подальше. И по целым месяцам пропадал.
И что в итоге стало с худошёптами и хмырями за глаза? Все до единого спились, кто не помер, превратился в беспомощное существо.
Иногда Поля принималась — петь-не петь — жалобно подвывать. Больше из-за тонкой фанерки двери не доносилось ни звука.
Отец подумал, не выпить ли ещё? Его пугала непонятность этого дела. Нет-нет, да тронет витой золотой крестик под рубашкой.
В дверь постучали.
Полчаса девятого — кого чёрт принёс?
«Добрый вечер, — за порогом стоял молодой человек в синей дублёнке. — Вы Алексей Григорьевич — отец Поли... Полины?»
Отец оглядел тёмный двор.
«А тебе чего надо?»
«А можно мне поговорить с Полиной?» — он вежливо улыбнулся.
Алексей Григорьевич его не знал.
«Ты кто?»
«Я из газеты...»
«Кхе-хм-м! Нет».
Захлопнул дверь перед носом вежливого молодого человека. Провёл рукой по колючему подбородку.
«Вот мать-перемать...»
Вернулся в кухню.
Скрипели доски пола. На душе кошки скребли. Прислушался... Тишина. Зайти — не зайти?
Да где эти бабы!?.
Вернувшись, мать Полины в первую очередь скрылась в комнате. А вернувшись на цыпочках, сообщила, что Поля спит... и то... существо тоже. Побоялась выяснить.
«Лёшь, может, ты?.. Можт, Женьку попросить? Ну, не могу я!..»
«Спать пошли, — сказал он. — Утром думать будем. Женька всё дала?»
На рассвете разбудил шум во дворе.
Перед домом выстроилась вся деревня. Не взирая ни на утренний мороз, ни на пронизывающий ветер. Держась за острые штакетины, притопывали, поправляли лохматые шапки.
«Похороны? Или свадьба?» — спросони решил Алексей Григорьевич.
Он не привык вставать так поздно — уже почти восемь. И Агриппина почему-то в доме, а не со скотиной.
«Ей-Богу, я никому ни пол словечка!» — зазвенела ворвавшаяся в дом соседка.
Горыныч поморщился, натягивая через голову колючий свитер из козьей шерсти.
«Опять, что ли, белогвардейцев во сне увидала?..
«Я не такая старая! — Женя машинально заправила за ухо седую прядь. — Да вы в окно-то глядели? Спишь, лесник? Народу-то!»
«Ну и чего?»
«Ну так... на этого... на Алёшеньку пришли поглядеть», — закончила она шёпотом.
«Господи спаси!.. »
«Так!»
Соседка аж вздрогнула.
«Та-ак... — повторил. — Никому не выходить. Мать-перемать...»
«Никому не говорили», — убеждала жена.
«Чертовщина!»
Набросив на плечи бушлат, Алексей Григорьевич вышел на крыльцо.
«Здорово! Чего собрались, народ? — нахмурил густые брови. — Шумим».
«Здорова, Лёнь!.. » — донеслось из толпы сельчан.
«А, Николай...»
Николай был хороший мужик, за исключением: любил совать нос в чужие дела. А отсюда как не трепаться?
Посеменил к крыльцу.
«Ты не подумай ничего такого! — залопотал. — Я, вообще, последний пришёл! Мож, помочь чё. Мало ли что говорят...»
«Чего говорят? Кто?»
«Да бабы! — махнул рукой Николай. С усов его капала вода. — Там, вроде на пелёнки спрашивали... Ребёночку, кажись... Моя что было, какие тряпки, собрала...»
Лицо Горыныча почернело.
Внезапно Горыныч расхохотался, демонстрируя два ряда сизых стальных коронок. Смеялся и смеялся. А пар шёл от его головы.
В этот момент в доме раздался чуть слышный короткий взвизг.
Полина сидела на кровати, прижимая к груди свёрток с Алёшенькой.
«В окно какой-то злыдень посунулся, — сказала мать. — Девочку испугал до смерти. Поди, чужой».
«Господи, что ж это делается?» — качала головой Женя.
Но Поля не казалась напуганной. Она баюкала свой свёрток.
Алексей Григорьевич не без страха склонился над дочкой.
Удивительные глаза Алёшеньки на этот раз были открыты. И свет как бы подёрнулся пеплом.
Люлюкнув, Поля с хрустом развернула конфету и поднесла белый карамельный батончик к отверстию, заменявшему Алёшеньке рот. Узенькая щелочка тут же приоткрылась. Стали видны мелкие, как у окуня, зубы. Конфетка исчезла. Глаза Алёшеньки закрылись.
«Больше ничего не берёт, — шмыгнула носом мать, — и молочко давали с сухариком... Не знаю, чё и дать».
Вдруг разревелась.
Отец молча смотрел на свёрток. Ему показалось, что Алёшенька выглядит хуже. Кожа приобрела неприятный оттенок лягушачьего брюха, да глаза... Он не шевелился, лишь время от времени тихонько похрипывал.
«Доченька, иди сама покушай, — сказала мать, промакивая слёзы фартуком. — Ничего с ним не случиться. Мы постережём с тётей Женей. Клади его в кроватку...»
Поля послушно вышла.
«Чего же нам делать?» — тихо спросила мать.
Отец молчал
В дверь с улицы постучали.
«Кого ещё чёрт несёт!..»
Снова, уже сильней, постучали.
«Сейчас я тебе постучу», — со злостью подумал Алексей Григорьевич.
◄ / Продолжение►►
Подписывайтесь Ставьте лайки! Помогайте автору
ОГЛАВЛЕНИЕ
и хорошего чтения