Екатеринбург встретил меня снежной метелью. Не заезжая домой, я поехала в кардиологию одной из городских больниц, куда попала на днях моя двоюродная бабушка. Ее я нашла в палате интенсивной терапии. Пришел лечащий врач. Из разговора с ним я поняла, что дела настолько плохи, что старушка может не дожить до утра. Я спросила, чем я могу помочь в плане лекарств и прочего. Врач пожал плечами и заверил, что делается все необходимое. Мне разрешили остаться с ней. Действительно, через насколько часов бабушка пришла в себя и открыла глаза. Меня она узнала, слабая улыбка появилась на ее посиневшем худеньком личике.
– Как я ждала тебя, – прошептала она, – боялась, что ты не успеешь…
Жалость сжала мое сердце… Бабушку Нюту я любила. Она была добрым, порядочным человеком. Некоторое время я жила у нее. Мы и сейчас поддерживали с ней отношения. Ее сын, военный, погиб много лет назад в одной из горячих точек. Из близких, кроме меня, у нее никого, собственно, не осталось. Ей было за семьдесят, и она болела давно.
– Зачем ты так говоришь! Что за «не успеешь»? – я старалась не смотреть на нее. Она всегда безошибочно чувствовала, если собеседник врет. Такая у нее была странная способность. – Все будет хорошо! Подлечат тебя, и домой поедем!
– Брось, Таня! С моим диагнозом долго не живут. Я ведь в своем уме. Но так даже и лучше…
Она помолчала и вдруг поманила меня пальцем. Я наклонилась к ней.
– Если меня будут искать..., – прошептала она чуть слышно и замолчала…
– Искать? Кто же?
– Не знаю. Кто-нибудь… Скажи, что…
Она не договорила, так как подошла медсестра, чтобы сделать инъекцию; сделала, поправила постель и собралась уходить... Бабушка Нюта лежала с закрытыми глазами, губы ее что-то шептали. Я прислушалась: кажется, это были стихи:
«Плыть к дорогим берегам, если захочешь помочь…»
Я вопросительно посмотрела на сестру.
– Бредит, – шепнула она. – Такое бывает. Гипоксия…
Я хотела еще что-то спросить, но сестра уже убежала, – у нее было много работы. Неожиданно словно что-то щелкнуло у меня в мозгу: я вспомнила продолжение фразы! «…Руку приблизив к устам, не отнимай ее прочь». Это были слова, сказанные мне на ухо маркизом! Я поймала себя на том, что повторяю их вслух. Бабушка слабо пошевелилась, сжала мои пальцы в своей руке и взглянула на меня.
– Я не отнимаю руки… Я иду, – она улыбнулась. Потом выцветшие голубые глаза ее прояснились, она вздохнула глубоко, с облегчением …и умерла…
Через несколько дней после похорон, разбирая бумаги, я нашла стопку старых писем. Похоже, она писала их на протяжении многих лет человеку, которого любила, но они так и остались не отправленными. В одном из конвертов мне попалась старая пожелтевшая фотография совсем молоденькой, миловидной девушки и светловолосого мальчугана... Через пару месяцев я вернулась в тот северный городок, в котором была перед новым годом. К моему изумлению, гостиницу к этому времени успели снести. На ее месте уже был вырыт котлован. О странном своем приключении, имевшее место в этой гостинице, я никому не рассказывала. Написала, что помнила, прочитала и сейчас сожгу. Поверить во все это в здравом уме невозможно, хотя, тем не менее, все было именно так.