В палате готовились к выписке. Валентина Ивановна, не скрывая улыбки, следила за девятнадцатилетней Марьяной, родившей впервые. Та постоянно хваталась за телефон, додиктовывая, что ещё надо привезти к выписке. Собирая вещи, она только раскидала их по кровати. А наткнувшись на полотенце, вообще вскрикнула: «Я же голову не помыла!» - и умчалась в душ. По пути кинув:
- Тёть Валь, подойдёте к моему, если проснётся. - «Тёть Валь» согласно кивнула.
Сорока четырёх лет, трижды роженица, Валя вовсе не вспоминала свои первые роды и не сравнивала себя с этой беспокойной девочкой. Она без лишнего восторга любовалась ей — Марьяна, ещё не изменённая материнством, собиралась на выписку также, как на выпускной бал или свидание. Суетно, празднично, с повышенным вниманием к внешнему виду. Сама же Валентина, оказавшись впервые в роддоме в 29 лет, уже тогда была старородящей — и поведение, и чувства её были другими. Собранность, подготовленность и... страх. Детальные, продуманные, ставшие в последствии системными, страхи: дышит - не дышит, что-то лобик горячий, не захлебнётся ли во сне слюнкой — валик под спинкой чересчур смялся, надо заново скатать... Список может быть бесконечным.
Появилась Марьяна с тюрбаном на голове. Мельком взглянула на сына, взяла фен, смутным жестом обозначила Валентине ту же просьбу — приглядеть за сыном — и опять исчезла в душевой.
…Страх не был тупой фобией. Логичная, Валентина максимально стремилась отдалить от своего первенца статистику несчастных случаев. Она боролась с ней как бухгалтер с неверным сальдо. У хорошего бухгалтера и отчёт отличный. Но та же логичность убеждала: предусмотреть всё — невозможно. Именно эта нестыковка между безупречными усилиями и всегда вероятностным результатом рождала оправданные Валины страхи... Радость первоматеринства? Безусловно, была. Но Валентина её не чувствовала — она о ней знала. А чувствовала она не знаемую ранее боль. Ей казалось, что её разорвало изнутри бомбой. В первые сутки от болевого синдрома она не почувствовала «будильника» - встав с кровати, описалась на пол. Ничего не ощущая и видя, как из неё льётся, она заплакала горьчющими, размером с градины, слезами. Так плачет ребёнок, потерявший в толпе маму...
Вернулась Марьяна, с готовой причёской. Волосы были вытянуты и подвёрнуты на концах внутрь. Укрепив зеркальце на тумбе, заведя прядь за ухо, девочка-выпускница наводила теперь стрелку на левом веко. Засигналил мальчонка. Марьяна, бросив подводку, нагнулась к сыну и понюхала его через пелёнки:
- О-о, да ты готов, парень.
И умчалась мыть детский зад тем же галопом, каким до этого неслась в душ ухаживать за волосами. Смешная - с недокрашенным глазом, перепеленала сыночка. Чтобы освободить руки и вернуться к макияжу стоймя поставила подушку у самого бока и на неё положила ребёнка, чуть прижав его к себе поднятой на пятку ногой. Вытащила через ворот левую грудь и пристроила к соску ротик. Сыночек жадно всосался, мама повела стрелку по правому веко... Тушь, корректор для бровей, румяна — строго под углом 45 градусов, база под помаду, карандаш для губ, помада — всё! Как утомительно. Наносить макияж, и высасывать молоко. Мама — красивая, сын — сыт, спит.
«Ребёнок с лёгкостью впишется в распорядок этой юной недогулявшей девчушки», - думала Валентина, глядя на Марьяшу-маму. К модным нарядам, французскому маникюру, фитнес клубу, девичникам (естественно, теперь с разрешения влюблённого мужа) добавятся подгузники в суперупаковках, модные бодики, брокколи в баночках, разводные кашки, коляска-трансформер «3 в 1»... всё это перемешается в счастливом коктейле, утрясётся само собой и уложится в новый единый график. И даже невыспанность и детские больничные стационары не омрачат всепоглощающей юной радости. А свою лёгкость, совершенно иную по сути, Валя заработала как раз к третьему ребёночку. Она взглянула на него — тот сопел в глубоком сне, затем на часы телефона: «Ага. Ещё успею поспать до выписки». Легла на живот, умостила голову, обхватив подушку руками. Дисциплинированное сознание легко стало уплывать от реальности, как от берега — Валентина засыпала.
* * *
В первом декрете, столкнувшись с кошмаром недосыпов, нудного труда, постоянной стойки боевой лошади, Валя не чувствовала ничего, кроме усталости и раздражения. Но самым худшим было нежелание жить. Не в виде суицида, конечно, а как полная, ничем не поправимая апатия. Плачет дитё — надо вставать, хочет есть — надо кормить, сходил в штаны — надо мыть, мало ползунков — надо стирать, нет обеда — надо варить, образовалась минутка — надо поесть, а то потом времени на это уже не будет... Хорошая программа для робота, включающая сорок «надо» и ни одного «хочу». Нехватка времени для желаний атрофировала сам механизм выработки желаний. Зло подшучивая над собой, Валя приговаривала, что из всех желаний у ней осталось только два — поспать и сдохнуть.
Однажды Валентина без особого умысла обронила слово «устала», и муж, пришедший с тяжёлой физической работы, кинул ей упрёком: «Отчего ты устала?». Она подчёркнуто промолчала с минуту, а затем с силой тряханула мужа за плечи.
- Ты чего?
Вместо ответа Валя спустя минуту потрясла его ещё раз, через минуту — снова...
- С ума сошла?!
- Сошла. Трудно не сойти... Если тебя хоть единожды поднять за ночь 10 раз, а потом с утра отправить на работу — ты и одного дня не продержишься. А я так сплю каждую ночь! Практически каждую, больше года!
К чести мужа, фразы «отчего ты устала» он больше никогда не произносил.
Родился второй ребёнок. Как ни странно, стало чуть легче — уже не требовался метод проб и ошибок. Весь уход за младенцем шёл по накатанной, по старому опыту. Депрессивные мотивы сохранились, но стали глуше. Всё, с чем мозг сталкивается повторно, не может вызвать крайней остроты первой реакции. «Поспать и сдохнуть» становилось тупым, отработанным в прошлое отзывом. Валечка сама с себя уже спрашивала: «Отчего ты устала? Двое детей — не десять. Вот бабушка Тося — четверо детей, полный сарай живности, 10 гектар огорода — и всё сама, муж вечно в поле... И поди не жаловалась». Но самоупрёк «работал» только на спаде нервных срывов, в силу внутренней динамики, а не морального призыва. А на пике немоготы Валя убегала рыдать в ванную: «За что?! Господи, за что?! Почему так тяжело? Почему так невыносимо тяжело?!!» И чужие злые глаза с той стороны умывального зеркала непонимающе презирали оригинал: «Тяжело было в блокадном Ленинграде. А не тебе, Валя». Но и это сравнение не помогало, пока не начиналось естественное успокоение... А под дверью скреблись дети: «Мама, мама, я хочу водички». Им не хотелось пить, но озвученной в просьбе тревогой они, как могли, пытались вернуть их потрясённый детский мир в прежнюю нормальную форму.
Третья беременность, естественно, не была запланированной и возникла вопреки надёжным средствам предохранения — такое бывает. Неделю длился ступор ужаса: 43 года, хронические болезни — куда?!.. Ещё в прошлую беременность гинеколог предупреждала, подсчитав фактор риска в 12 баллов: «Сильно рискуешь, красавица!» Так это было 8 лет назад! А тут роды после сорока. Что хочешь, то и выбирай — и помереть при родах страшно, и аборты делать не приходилось - не было устойчивой привычки... Поплакав, подосадовав на судьбу , Валя устала от себя и озлилась, — поглядела на картонную иконку, что в спальне была, и подумала какой-то странной молитвой: «Нет греха в бабской доле! Вот что хочешь говори мне о милосердии, но несчастней женщин народу нет!.." А потом успокоившись, уже вслух наедине:
- Это ж надо, такое решать? Это пытка, а не испытание! Я ж не Гамлет — быть или не быть... Вот вдруг помру? Ну а вдруг? - а у Серёжки вон проблемы с пацанами в школе, да и с учителем. Упусти парня сейчас — и всё! Вся жизнь может пойти наперекос. Мало примеров, что ли?.. Живого готового подростка под откос пускать что ли, как белогвардейский паровоз?..
И долго ещё в этот вечер Валя сидела на кровати одна, молча, иногда поглядывая в строгие (или ласковые) глаза, что смотрели на неё с блеклой сторублёвой иконописной репродукции.
Со всей серьёзностью пережитого, отыгранного уже стресса Валя решила поступать по ситуации — если что, прерывать по медицинским показаниям, при однозначной угрозе её здоровью. Отвердев в решении, сказала мужу. Муж поддержал (одному богу известно, о чём он на самом деле подумал). Гинеколог, привыкшая, что женщины приходят к ней с заранее готовым ответом (да или нет), тоже поверила, что это не блажь пациентки:
- Ну и правильно. У нас ещё целых 2 месяца в запасе. Погуляешь пока, попьёшь фолиевую кислоту. Соберём анализы... А я пока подниму твои старые родовые карты.
- Там всё в порядке, без осложнений.
- Тем более.
…До 13-й недели Валя ходила с искусственным, будто вылепленным руками скульптора, спокойствием. С отложенными эмоциями. Но ухудшений не было — обычное течение обычной беременности; все изменения — согласно растущему сроку. На этой волне и перешли в стадию плода. Гинеколог:
- Ну что, красавица, поздравляю. Теперь прерывать нет смысла. Искусственные роды для тебя не менее опасны. Так что, спокойно донашивай и рожай.
- Доношу и рожу.
Посмеялись...
* * *
…Валентину разбудил телефон. С отключенным звуком он полз по крышке роддомовской тумбы, вибрируя. Не поднимая головы, она приложила трубку к уху:
- Как приехал? Зачем?.. В смысле, почему так рано?.. А сколько времени? Да-а?! Сейчас соберусь, и выйдем.
- Тёть Валь, - Марьяна, готовая, сидела с ребёнком на руках в окружении собранных пожиток, - я не стала вас будить. Вы так сладко спали.
- И правильно, куда мне спешить. Жизнь уже прошла.
- Ха-ха, ну вы скажите тоже.
- Шучу. А я смотрю — все уже повыезжали?
- Да. Тут такой шум был, а вы всё спите и спите. Железное спокойствие. Мне бы так.
Валя усмехнулась:
- Ты со спокойствием в одной комнате двух дней не проживёшь.
- Ха-а, это точно.
- Есть собранные на выход? - медсестра вошла, волоча за собой пустую тележку. Марьяша подняла руку как на лекции:
- Я!
- Где твои вещи? Эти?..
- До свидания, тёть Валечка! Здоровья вам и всем вашим деткам!.. И мужу тоже!
- Счастливо, девочка, не болейте.
Наскоро помывшись, собравшись, собрав вещи, Валентина стояла у раскрытой двери и кормила сонного ребёнка грудью. В ожидании медсестры она с теплотой оглядела опустевшую палату. Не больничную, не для больных.
- Вы последняя? Это что, и все ваши вещи? Аккуратненькая вы, а то некоторые понаберут хабарей — не вывезешь... Кать! Девятую можно убирать — всех забрали!
Всех забрали. Суетная, живая палата на время заглохла — пять пустых коек и пять пустых детских боксов. Хорошая, здоровая, стартовая пустота.
