Это мой друг. Он мок со мной под дождями со снегом, насквозь пропитывался пылью, прятал в себе ворованную тушёнку и палёную водку, возил Булгакова с учебником истории Ичкерии, превращался в подушку или патронохранилище. Он хороший и надёжный, а сейчас Сергей Иванович принес в нем самые вкусные, осенние, яблоки. Вот такой у меня есть друг. Вон он, висит на шконке в моей предпоследней землянке.
Он перешел ко мне по наследству. Странный тогда случился день, первая половина февраля, 19-ть лет назад, в 2000-ом. Наша вторая чеченская война втянула полк в себя полностью, часть растянулась от Курчалоя до Автуров, стоя взводами. Нас, артиллеристов, расчеты СПГ-9М, отправляли к ним на усиление.
За две недели до того, оказавшись в санчасти полка, совершенно честно решил отдохнуть. Правая кисть почти не работала, начмед, майор Корж, смотрел на запястье грустно и задумчиво. Подписанный мною контракт, оставлявший дослуживать срочку до конца, мешал лечению и ощутимому желанию майора отправить меня к чертовой матери в Краснодар и домой.
Прописанные таблетки, прогревания и какие-то уколы подействовали на третий день и бывший комбат, ставший замом командира дивизиона, решил превратить "косаря" в действующего бойца.
На мое второе дежурство по батарее, отправившись вместе с ним проверять посты, наткнулся на сон в самом крайнем блиндаже. Майор дергал породистым вислым носом, брезгливо топорщил верхнюю губу с усиками и решительно отправлял меня с глаз долой к дикому прапорщику Жоре. Конфликт разрешил только командир батареи, вернувшийся с разведки и отправивший в Автуры. К Гусю.
В январе семь человек того взводно-опорно пункта, стоявшие с двумя гранатометами, резко сократились до трех. Лубянского, Вертия и Илью отправили в госпиталь и на дембель. Расула послали домой в гробу.
Парни напоролись на растяжку.
Никого из них потом не увидел. Но все остались на фотографиях. И Расул.
Меня привез в распоряжение Злобина Камаз с жратвой. До землянки пацанов пришлось месить грязь на длинном поле, в самом конце которого, напротив посадок и закрывая овраг, мокли под брезентом и снежной моросью наши трубы.
Отдохнул, в результате, только там, в ставшей слишком просторной землянки Гуся, Палыча и Адика. Успел перекурить, глотнуть чаю и бросить вещмешок на нары. Потом, совершенно опрометчиво, прилег, попробовать - а как тут спиться?
Через сутки меня распинал Гусь. Злой и недовольный. Следующие три месяца мы четверо почти не расставались. Тогда же мне перешел в наследство рюкзак Лубы. Или Ильи. Или Вертия. Он точно не был Расуловским. И три месяца, в грязи, пыли, ливнях и даже весеннем снегопаде, мотался со мной повсюду, бережно храня немудреное барахло.
А сейчас Сергей Иванович принес в нем самые вкусные, осенние, яблоки. Вот такой у меня есть друг.