Мельница частная. Огромный амбар с запахом пыли и мышиными фекалиями. Здесь же стол, где обедают сотрудники. Мукомолка работает днем и ночью, если есть зерно. Когда темно из-под дверей струится свет и слышен звук агрегата. На пустыре это похоже на пришествие инопланетян. Иногда заглядывают гости, местные аборигены, которых знаем. Огромные деревянные створки дверей прогибаются, скрипят засовы и голос:
- Свои.
Сбрасываем запор.
- У меня есть домашняя, - говорит пришедший.
- Вот стаканчики.
- А вы?
Обычно мы пьем водку, и то, когда нет работы, это редко. Угощаем местных. Отираются постоянно. Бизнесмены, экзотика. И они хотят ответить тем же. Но самогон не то, чем можно убедить нарушить девственность ночи и равномерный звук мукомолки.
То утро обычное. То есть, так происходит чаще всего. Приехали, размяли косточки и к двери. Замки на месте. Классические, амбарные. Прятать, вроде не от кого. Открываем.
В углу мешки с мукой. Вчерашняя работа. Застывшая мельница. Тишина. И сразу сомнение. Что-то не то с готовой продукцией, высота другая. Считаем. Было двенадцать мешков, стало десять. Мы в свои журналы, друг на друга. Пожимаем плечами, делаем кривые рожи. Сомневаемся. Потом звоним бывшему прокурору. Местному. Кореш наш. Объясняем.
- Вызывайте, - говорит, - Я сейчас приеду.
Пока едет, а это собраться, похмелиться, найти бензин для "москвича" и десять километров от райцентра, ждем правопорядок.
Их машина быстрее. Они без опохмеления и машина заправлена. Козлик.
Хлопают дверями. Важные. Выехали на преступление.
- Что у вас, - спрашивает молодой старлей.
- Не хватает двух мешков муки.
- Двух? Точно?
- Да. Вчерашние записи.
- Сейчас Петрович подъедет, - говорит один из нас.
- А кто это?
- Пушкин
- Аааа, бывший прокурорский. А зачем?
Наше замечание, и ответ, так себе, чтобы придать нужную динамику процессу.
- Замок взломан?
- Нет. Открыли своим ключом.
- Вы, в смысле?
- Да.
Смотрит. Потом говорит сержанту:
- Подержи папку.
Ковыряется.
- Можно пальцем открыть.
А на лице ухмылка, мол, могли бы и не запирать с такой "охраной"
- Сидорчук?
Это сержанту.
- А что там с Обуховым?
- Пьет.
- Я говорю, в деревне или забирали вчера.
- Кто его знает, у нас не проходил.
- Хорошо, ждите, - и лихо с сержантом заскакивают в "козлик".
Машина словно плывет по ухабам. То ныряет, то выныривает.
Два мешка муки - это не много, в смысле денег. Обидно. За труд, что позарились, ковырялись, будто тело облапали во сне. Таким, если спустить, без штанов останешься.
Обратно появляются быстро. Выводят какого-то черта. Пиджак поверх майки. Пьяный прилично.
- Мы у вас опрос устроим, чтобы не на улице.
Это не предложение, больше приказ.
Преступника усаживают на стул, сами рядом.
- Брал?
- Нет.
Зло отвечает, а в голосе страх.
- В наручники его закуй.
Сержант застегивает браслеты за спиной.
- Брал?
- Не, не брал, спал я.
И уже хнычет. Видно водка мешает быть стойким, как в кино.
Старлей огревает его папкой по голове.
- Ты?
- Нет.
- Так, Сидорчук, в участок его.
- Не надо...
Участок явно таит дурные воспоминания. Видно там по-другому разговор, не папкой.
- Брал?
- Брал...
- Где? У кого?
- У Митрофановны.
- Продал?
- Да.
- За сколько?
- Две бутылки самогона.
- Сидорчук, к Митрофановне, а я этого добью. Велосипед где?
- Какой?
- Агрономши.
- Не брал.
И уже слезы.
Когда появляется Пушкин на апельсиновом "москвиче", преступник полностью деморализован. Хныкает, сопли из носа пузырями и чертит в протоколе. Там и про муку и велосипед, который для нас открытие.
Возвращается сержант на "козлике".
- Идите, забирайте муку, - говорит, - Взвешивать будете, там один открыт?
Машем отрицательно руками.
Потом старлей к нам:
- Кто старший, подпишите.
Когда увозят преступника, интересуемся у Пушкина, как так быстро справились.
- Методы надо знать, - хитро улыбается бывший прокурор.
- Какие?
- Кто пьян с утра, тот и бандит.
Потом идет к апельсиновому "москвичу" и достает пакет.
- Я тут вам привез, что бы отметить событие.
Пакет тревожно звенит.
- Давай, закрывай амбар, - говорит бывший, - Зло должно быть наказано.