В глубине моей квартиры есть большой старый шкаф со стеклянными дверцами. В нем, в восемь пыльных рядов, пыжится от важности древний-предревний хрусталь. Он ощерился сотнями мелких граней и стал мутно-голубым от времени.
Если честно, то я его ненавижу. Выкинуть не могу, потому что знаю – покойная мама сильно бы расстроилась. Поэтому шкаф не открывался уже лет пятнадцать. Хрусталь там стоит и дряхлеет, никто не моет его с нашатырным спиртом, не пьет из бокалов за здравие и упокой, не ест, следуя советским традициям, салат оливье из хрустального корыта и свеклу подшубой в новогоднюю ночь. Полное хрустальное забвение.
Но однажды, как это заведено в истории, в одно из воскресений случилось чудо. Пребывая в дурном порыве хозяйственности, я подошла к шкафу и приоткрыла стеклянную дверцу на пару сантиметров. Они давно уж не протирались, и я никак не могла понять, чем таким плотно-желтым заполнены все хрустальные емкости? Чтоб вы думали? Все рюмки, бокалы и креманки были по горлышко засыпаны шелухой от съеденного попугаячьего корма. Кто это сделал, зачем и каков смысл действия ни младшая, ни старший не признались, да и я бесконфликтна на почве птичьего корма в хрустальных бокалах. Поэтому молча пожала плечами и стала размеренно и задумчиво доставать все эти бестолковые рюмочки, безвкусные салатницы, тупорылые вазы и пузатые чашки непонятного предназначения.
- Вот ты какой.. старый тяжелый хрусталь! Тебе минимум лет сорок, - приговаривала я. Это не какое-то там тонкое дешевое стекло из Перекрестка, это атрибутика совкового достатка. Наверняка, у кого-то сохранились еще и нарядные ковры на стенках, ажурный тюль и коллекции гжели на кухонных полочках.
Я доставала бокалы, высыпала птичий корм в пакет и ставила их на пол ножкой вверх. Осталась одна огромная фруктовая ваза и тяжеленный графин под водку. Фруктовую вазу я водрузила в центр напольной композиции и полезла за графином. В этот момент мне вспомнился старый дальний родственник с морщинистой шеей, который однажды на семейном застолье взял этот графин в руки и сказал дребезжащим голосом: "а крышечка-то у него притирается?".
Крышечка у него не притиралась, она выскользнула из рук старичка и чуть не разбила пару тарелок на столе. Я помню драматические взгляды мамы и бабушки и не менее драматическую тишину.
- Да! Крышечка-то у него не притирается! Надо было помнить, твою ж мать! Ух, как же я перепугалась! Ах, расстройство-то какое! - запричитала я, смотря на осколки графина, куски рюмок и отбитый край вазы.
С другой стороны, эта ваза хрустальная под фрукты всегда казалась мне особенно чудовищной, и рюмки с бокалами, если их всего три мне совершенно не нужны. Ну, куда ж мне теперь три разносортных бокала? А вдруг гостей придет больше, так что ж я им разные поставлю, что ли? Остается сгрести все это добро на газетку, упаковать аккуратненько и на помоечку отнести. Пропылесосить только потом надо и влажной губкой пол протереть, чтоб в голые пятки осколки хрустального наследства не впились.
Ближе к ночи, я перетащила остатки добра на кухню. Пришлось сделать три ходки с пластмассовым тазом. Включила радио Джаз и стала намывать свое хрусталище бестолковое!
- Да, сразу видать, что породистый он у меня, - думала я.
- Настоящий! Возьмешь бокал в одну руку, а в другую – губку, полную мыльной пены. И как станешь тереть ему донышко, так загудит он сразу тонко-тонко, как живой, и этот странный звук наполнит все его хрустальное тело. Нет-нет, я не вру. Чем быстрей я его терла, тем громче и протяжней он гудел. Я даже испугалась, что если я продолжу его так мыть, он рассыплется на стеклянные хлопья. Я же помню, что мне кто-то рассказывал в детстве, что так с хрусталем бывает. Может, родственник тот старый, с шеей, пытался неловко замять драматическую тишину, а, может, читала где.
Перемыла я его, высушила, а на утро поставила в шкафчик обратно, свободного места там стало гораздо больше.
Думаю, я могла бы подарить его вам, дорогие читатели. Ну, не весь, а частично хотя бы. Возьмите пару хрустальных креманок, к примеру? Они достаточно вместительные. У них красивые толстые стенки, мутные от времени и в изящных насечках, как будто это царапки чьи. Как будто животное этот хрусталь делало..
Креманок осталось только две, но я считаю, это плюс! Ведь, если вы живете вдвоем с любимым, то он может сделать вам утром клубничное парфе. А клубничное парфе в лучших домах Парижа укладывается слоями только в креманки, а не в чашки какие-нибудь. И подается исключительно в постель. А иначе это не парфе и не комильфо!
А если вы захотите салат из экзотических фруктов с креветками, под соусом «виски», так его тоже хорошо в креманках подавать. В клубе 16 Тонн, кстати, он не плохой, но креманки дешевые, в Перекрестке, небось, брали...
Спасибо за прочтение моего словесного поноса! Подписывайтесь, будет еще!