Он сказал:
- Я знаю, что ты мне благодарен, естественно. Но не нужно. Я тоже могу попросить у тебя помощь. Не сейчас, но вскоре, когда наступит тот момент...
- Да-да, конечно.
- Я куплю черную розу, а ты, пожалуйста, отвези одной девушке в Выхино, подари и скажи: это от Виталика, он уже умер.
- Но ты же живой, - я совершенно не ожидал такого поручения, но… я его должник и просто обязан.
- Живой-живой, - он улыбнулся. - Но пусть она думает...
Это поручение с доставкой черной розы мне не пришлось выполнять. «Тот момент» никогда не наступил.
Виталик - полный, с заметно выступающим брюшком, короткостриженый, черноволосый и степенный. Но, несмотря на солидность во внешности и фигуре, его взгляд тревожно бегал, перескакивая с предмета на предмет. Он никогда не смотрел в глаза пристально. Всегда в разговоре взор его блуждал где-то - неведомо где...
- Я фашист, но вы не бойтесь, - сказал он и пропустил нас в свою квартиру.
Бояться нам с женой в голову не приходило. К нашим тридцати годам мы такого повидали, что бояться Виталика, пузатого фашиста, пригласившего нас, бездомных, пожить в его просторной двухкомнатной квартире, нам бы в голову не пришло.
У нас не только не было выбора, но даже и радовала перспектива хотя бы месяц пожить бесплатно в ожидании каких-то приемлемых вариантов жилья...
Виталик уступил нам свою большую комнату, где из мебели стоял лишь пустой шкаф со стеклянными дверцами, внутри которого лежало какое-то самопальное издание "Майн кампф" и распечатанный на листе А4 портрет Гитлера.
В наше распоряжение Виталик отдал двуспальный матрас, забрал портрет и книгу и ушел жить в маленькую комнату.
Та осень, что мы пробыли у него, была хороша и спокойна. Его квартира, подаренная богатым отцом, находилась в престижном микрорайоне рядом с метро "Академическая". Элитная новостройка, окруженная маленькими уютными магазинами и парком. Мы с женой давно не жили так хорошо и спокойно. Она каждое утро уходила в театр на репетицию и возвращалась вечером после спектакля. Я раскладывал на полу книги по истории космонавтики и писал от руки сценарий про академика Королева...
Виталик жил тихо. Он был предупредителен и интеллигентен. Перед тем как пойти в душ стучался к нам и говорил:
- С вашего позволения, я займу душ ненадолго...
Мы милостиво позволяли и, когда он уходил, переглядывались и не зло хихикали. Мы были ему благодарны на самом деле.
Изредка случались столкновения относительно еды. Виталик не мог есть то, что готовил я, а я не мог есть то, что готовил он. Жена же моя - единственный обитатель квартиры, имеющий постоянную работу, - готовить не успевала.
Я в основном питался макаронами, растворяя в них плавленые сырки, а Виталик варил густые, жирные борщи. К борщам неизменно выставлял он бутылку водки...
Я уносил тарелку в свою комнату и, листая мемуары, выписывал цитаты. Виталик хлебал борщ и пил водку. После полулитра его одолевала депрессия, и он смотрел в окно.
За окном была осень. Серой пеленой она накрыла двор и улицу вдалеке. В мутном воздушном бульоне плавали редкие цветные пятна припаркованных машин.
Виталик бормотал что-то невнятное себе под нос. Я слышал лишь отрывки...
- Естественно, что попросят, вот тогда и попросят...
О чем его должны попросить, я не знал.
- Потому что придет время. Полежат на могилке черные розы. А кто еще будет хохотать... Кто? Неизвестно, естественно.
Я приблизительно понимал, о чем идет речь. С пьяных глаз он спорил с воображаемыми отцом и старшим братом. Я не знал в точности, что произошло в его семье. Лишь редкие обрывочные сведения доходили до меня. Из них можно было сделать вывод, что отец, шишка в крупном банке, и брат, один из его замов, просто откупились от непутевого Виталика. А он, одинокий, нелепый и обиженный, готовит месть. Та участь, которая устроила бы многих - жить на приличном содержании в довольстве и безделье, не устраивала его.
Редкие наши разговоры крутились вокруг изменения ситуации в мире.
- Когда мы придем к власти, ты и такие, как ты, будут снимать кино, - говорил он. - Естественно, я помогу тебе написать сценарий.
Я кивал.
- Остальных в топку, естественно. Капиталистов, продюсеров, банкиров...
Когда с работы возвращалась жена, Виталик вставал, склонял голову и сообщал что-то вроде:
- Я несколько пьян - с вашего позволения, откланяюсь в свою комнату.
И, пошатываясь, уходил он с кухни. Я знал, что теперь он будет высиживать у окна там, за стенкой. Иногда мы слышали отрывистое его бормотание:
- Правды хотите - она у вас будет, естественно, будет.
Иногда у него бывали девушки. Это были совсем молоденькие пэтэушницы. Я не знаю, что они находили в Виталике, но появлялись они постоянно. Впрочем, и исчезали быстро.
- Я прошу тебя, - говорил Виталик, - сними ее в кино!
Он кивал на очередную пассию.
- Она феерично одарена. Финансирование с меня...
- Нет проблем, - я оглядывал девушку. - Прямо для нее есть сюжет.
- Опиши, пожалуйста, в двух словах. Я прикину бюджет.
- Хорошо, - я на мгновение задумывался. - Аристократка, то бишь принцесса, прилетает в Москву на неделю моды в центр Славы Зайцева. Но вместо показа она знакомится с местным журналистом, корреспондентом журнала «Здоровье». У них зарождается чувство. К вечеру они узнают друг друга. И перед принцессой дилемматический выбор...
- Что? - обычно переспрашивала претендентка на главную роль аристократичной принцессы.
- Ей нужно решить. Останется ли она в Москве, в общаге МГУ с любимым, или вернется в Англию, во дворец.
- Конечно, вернется! - говорила будущая аристократка из ПТУ. - Нахрена он ей со своей общагой? У нее, небось, все деньги в долларах.
- Железный сюжет! - хвалил меня Виталик. - Будем снимать. И, обращаясь к девушке, прибавлял:
- Учи этикет, артистка.
Дважды за три месяца у Виталика случались приступы панкреатита. Он лежал со льдом на пузе в своей комнате и стонал.
Моя жена очень радовалась, что мы, наконец, нашли съемную квартиру. Уж слишком много я стал пить с Виталиком.
В день отъезда Виталик вдруг сказал:
- Зря вы уезжаете. Вы меня ничуть не стесняете. Жили бы себе бесплатно.
Мы нашли какую-то отговорку.
- Скоро произойдут перемены, - Виталик покосился на портрет Гитлера в шкафу. - Жаль, что вас не будет рядом.
А когда моя жена спустилась во двор, чтобы договориться с шофером, Виталик тихо прибавил:
- Помнишь мою просьбу?
- Какую?
- Черная роза. Не откажешь?
Конечно, я не мог отказать. Он дал нам кров и старался быть другом...
- Я позвоню.
Но звонка не последовало. Мы надолго расстались с Виталиком - гостеприимным хозяином, богатым кинопродюсером и ужасным фашистом.
И вот недавно я узнал, что он умер.
Панкреатит в сочетании с водкой и одиночеством - страшная болезнь.
Я думаю, родственники вздохнули с облегчением. Ну, с легкой грустью вздыхаю и я. Теперь мне не придется дарить черную розу.