Елена Сергеевна Булгакова, урожденная Нюренберг, вела дневник с 1933 по 1970 год. Ее записи, сделанные в 1930-е, рассказывают о повседневной жизни писателя, его отношениях с современниками, работе с текстами и новых замыслах
Об обыске
«<…> Миша настаивает, чтобы я вела этот дневник. Сам он, после того как у него в 1926 году взяли при обыске его дневники, дал себе слово никогда не вести дневника. Для него ужасна и непостижима мысль, что писательский дневник может быть отобран».
1 сентября 1933 года
В мае 1926 года агенты ОГПУ изъяли у Булгакова дневник, а вернули лишь в конце 1929-го (предварительно с рукописи сняли машинописную и фотографическую копии). Писатель уничтожил текст и сам больше не вел дневник, попросив жену делать записи вместо него.
О пунктиках
«<…> Для М. А. „квартира“ — магическое слово. Ничему на свете не завидует — квартире хорошей! Это какой-то пунктик у него».
23 августа 1934 года
Часто герои булгаковских текстов — интеллигенты, потерявшие дом и попавшие в атмосферу коммунальной квартиры. Как и он сам. С начала 1920-х годов писатель жил в коммуналках, и только в 1927 году он смог снять отдельную квартиру в доме 35А по Большой Пироговской улице в Москве. Там он прожил до 1934 года , а в феврале Булгаковы поселились в доме № 3 в Нащокинском переулке (тогда улица Фурманова). Отдельные квартиры, увы, тоже имели минусы: на Пироговской было сыро, на Фурманова работать мешала чудовищная слышимость. 1 октября 1935 года в письме ответственному секретарю Союза писателей Щербакову Булгаков сообщал об этих недостатках и просил заменить квартиру на четырехкомнатную, в строящемся писательском доме в Лаврушинском переулке. Однако в этой просьбе ему было отказано.
О нервах и гипнозе
«У М. А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества. Думает, не обратиться ли к гипнозу».
13 октября 1934 года
Советская медицина часто использовала распространенное до революции гипнотическое внушение. В записях, сделанных с октября 1934-го по февраль 1935 года, Елена Сергеевна несколько раз упоминает Семена Мироновича Берга, лечившего писателя с помощью гипноза. Так, 9 февраля 1935 года Берг признался ей, что «…счастлив, что ему удалось вылечить именно М. А.». Писатель, по его собственному определению страдавший «тяжелой формой нейростении», поблагодарил специалиста 30 апреля 1935 года: «Коротко говоря, я чувствую себя очень хорошо. Вы сделали так, что проклятый страх не мучит меня. Он далек и глух».
О елке и домашних спектаклях
«Елка была. Сначала мы с М. А. убрали елку, разложили под ней всем подарки. Потом потушили электричество, зажгли свечи на елке, М. А. заиграл марш, — и ребята влетели в комнату. Потом — по программе — спектакль. М. А. написал две сценки (по „Мертвым душам“). Одна — у Собакевича. Другая — у Сергея Шиловского . Чичиков — я. Собакевич — М. А. Потом — Женичка — я, Сергей — М. А.
Гримировал меня М. А. пробкой, губной помадой и пудрой.
Занавес — одеяло на двери из кабинета в среднюю комнату. Сцена — в кабинете. М. А., для роли Сергея, надел трусы, сверху Сергеево пальто, которое ему едва до пояса доходило, и матроску на голову. Намазал себе помадой рот. <…>
Успех. Потом ужин рождественский — пельмени и масса сластей».
24 декабря 1934 года
Булгаков всю жизнь, с детства, участвовал в домашних спектаклях. Вот как вспоминала об этом его сестра Надежда Земская: «<…> В доме у нас все время звучали музыка и пение и — смех, смех, смех. Много танцевали. Ставили шарады и спектакли. Михаил Афанасьевич был режиссером шарадных постановок и блистал как актер в шарадах и любительских спектаклях». В юности он играл в спектаклях «Царевна Горошина», «По бабушкиному завещанию», «Юбилей», «Предложение» и других постановках. А вот как вспоминала домашний маскарад, в котором писатель участвовал в 1929 году, Владимира Уборевич, дочь друзей Булгаковых: «<…> …на нашем большом дубовом буфете (если быть точной — на казенном буфете) сидит Михаил Афанасьевич в халате, в чалме по-турецки, а все гости безудержно хохочут. В Ташкенте я спросила у Елены Сергеевны, что это была за игра. Она сказала, что Булгаков затеял шарады и было безумно весело» .
О смерти
«<…> …встретили Новый год: Ермолинский — с рюмкой водки в руках, мы с Сережей — белым вином, а Миша — с мензуркой микстуры. Сделали чучело Мишиной болезни — с лисьей головой (от моей чернобурки), и Сережа, по жребию, расстрелял его».
1 января 1940 года
В письме к Николаю Булгакову, брату писателя, от 5 января 1961 года Елена Сергеевна рассказывала, что в 1930-х Михаил Афанасьевич несколько раз делился с ней предчувствием, что будет тяжело умирать, однако рентген и анализы показывали норму. В сентябре 1939 года врачи обнаружили у Булгакова нефросклероз. Судьба отмерила писателю полгода жизни — за это время он вносил правки в роман «Мастер и Маргарита», а также пытался делать наброски новых произведений. 10 марта 1940 года Елена Сергеевна записала в дневнике: «16.39. Миша умер».