Валериан Боголепов (24 июля 1909 г.— 11 июля 1981 г.),
начальник конструкторского бюро
Привезли Сашу. Для перевозки были использованы двое детских санок, связанных последовательно между собой. Покойника завернули в одеяло, которое закололи английскими булавками. Большую часть пути санки тащила Аня, мы с её матерью плелись по панели. Аня, как и большинство женщин, чувствует себя ещё сносно и довольно бодро тащила санки.
Костюм у неё по последней моде: мужские штаны, заправленные в валенки, поверх них юбка, шуба; на голове два платка (один бумажный, другой тёплый, пуховый). Бумажный платок повязывают с напуском, как у монашек — этим предохраняют лоб и щёки от мороза. Дорога с большими ухабами — покойник постоянно изгибался то в одну сторону, то в другую.
Навстречу изредка попадались люди, но никто не обращал внимания на нашу процессию: никого это уже давно не удивляет. Дома покойника положили в пустой не отапливаемой комнате. Перед этим его вымыли и одели в рубашку, хороший костюм, повязали галстук.
Одеяние на нём лежало кучей, и особенно странно было смотреть на ворот рубашки: разница в размерах была поразительная, казалось, что в этот ворот можно просунуть несколько таких шей. Подготовленный покойник остался лежать на скамье в ожидании гроба и прочих процедур...
Произошла на заводе неприятная история: кто-то взял несколько литровых бутылок, принесённых для начальства и стоявших на окне в кабинете главного инженера.
В результате вышло распоряжение, воспрещающее находиться в кабинете всем, кроме очередных дежурных. Где я буду сейчас ночевать? Завтра пойду в Ольгино, потом буду дежурить, а дальше что? Не могу же я через день ходить в Ольгино? Ну, посмотрим.
Издание: Боголепов В.А. Самые трудные дни блокады Ленинграда. Дневник Боголепова Валерьяна Анатольевича: автобиографические записки / Сост. Д.С. Белявский СПб.: Полиграфическое предприятие № 3, 2015.
Глинская Екатерина Прокофьевна (1907 г. — 1970 г.),
заведующая хирургическим отделением инфекционной больницы Фрунзенского района.
Три дня сидим без хлеба. Занимаем очередь в 3 часа утра и до 9 часов стоим на морозе. Хлеба нет. Говорят, будут давать муку в половинном размере. Испекли лепешки по две штуки — муки больше нет. Кружится голова от голода. Слабость. У Лили — второй день t 38,1, 38,4. Всё пришло к концу.
Света нет, дров нет, хлеба нет, воды нет, соли нет. По-видимому, и жизнь приходит к концу. Наша квартира — все смертники — все отечные-опухшие. Вчера умер ребенок у соседки.
Три дня радио абсолютно молчит, сегодня что-то забормотало разухабистое и сконфуженно умолкло. Не уместны в нашем городе смертников веселые песни. Все эти дни идет усиленный обстрел города.
Вчера в подворотне кто-то подобрал труп мужчины. Управдом заметил, что какой-то гражданин шарит у него в карманах, ну повел разговоры о стыде и совести. Я колола дрова, услышала крик в подворотне. Вижу — лежит труп, а рядом стоит завтрашний труп и заплетающимся языком отвергает обвинение управдома. Живой мертвец, вид культурный, в пенсне, культурная речь — конечно, он шарил в карманах и, конечно, искал только хлебную карточку. Завтра он будет тоже трупом, и его также подбросят в подворотню — хоронить некому.
Между прочим, соседний дом, конечно, сгорел весь (четырехэтажный), и ночью загорелся рядом с ним стоящий в другую сторону от нас (ветер был от нас), никто не тушит, может этак и весь квартал выгореть.
Издание: Глинская Е.П. Удивительные люди эти ленинградцы... // Блокада глазами очевидцев. Дневники и воспоминания. Спб.: Остров, 2012.
Панченко Наталья Васильевна (ок. 1920 г. — 2002 г.),
жительница Ленинграда.
Что делать с хлебом? Единственное регулярное питание, которое мы получали до сих пор. Правда, сегодня я получила его, но как? Заняла я очередь в 12 часов дня, а хлеб получила в 7 часов вечера, да и то только благодаря тому, что очень много хлеба привезли в магазин. А мороз -35°. Каково это! Еще хорошо, что люди попались добродушные и признали меня, а ведь я ненадолго отлучалась — и в столовую ходила, и в очаг, и полдничала. Дают в некоторых местах муку за хлеб, но и там очереди умопомрачительные. Так что теперь наша основная жизненная проблема — добыча хлеба. До сих пор Бог мне все помогал получить хлеб, но как будет дальше — не знаю. Сейчас пойду спать. За день я уж очень устала. Теперь я много «дышу свежим воздухом» — дома бывать почти не приходится.
Источник: Отрывки из дневника опубликованы на форуме 1941-1945.at.ua
Кочина Е. И. (ок. 1906 г.),
учительница в ленинградской школе.
— Но он живет, кажется, на Пушкинской? Ты не дойдешь.
— Дойду. Должен дойти. Ведь целая семья в пять человек голодает.
Мне не было жаль Н.А. с его семьей, которого я знала только понаслышке. Лучше бы он оставил крупу Лене. Но я не рискнула высказать это вслух и, пересилив себя, произнесла:
— Как хочешь.
Отсыпав килограмма два крупы в мешочек, Дима ушел. Оставшись одна, я закрыла глаза и стала сосредоточенно переваривать кашу, прислушиваясь к тому, что делается у меня внутри. В кишках слегка булькало, двигалось, приятно что-то переливалось. Смакуя эти ощущения, о которых я мечтала многие месяцы, я ничего больше не желала, ни к чему больше не стремилась. Жизнь моя как бы остановилась на мгновенье.
Есть, по-видимому, какая-то мера физических страданий, выше которых человек становится бесчувственным ко всему, кроме себя.
Героизм, самопожертвование, подвиг — может совершить только тот, кто сыт или голодал недолго. Мы же узнали голод, который унизил, раздавил нас, превратил в животных. Те, кто придет после нас и, может быть, прочтет эти строки, — будьте к нам снисходительны!
Издание: Кочина Е.И. Блокадный дневник / Пред. Д.О. // Память. Исторический сборник. 1981. Вып 4. С. 153-208.
Николаев Владимир (17 марта 1925 г. — 1942/1943 г.), школьник. Погиб во время блокады. Вторую часть его дневника переписала собственной рукой его мама. Она спаслась — и прожила долгую и одинокую жизнь в той же квартире на Васильевском, где семья находилась в блокаду.
Среда. Целый день в напряжении — ждем отца. Немного с мамой понервничали. Оба ослабли.
