РАДОСТЬ
В лесу тихо, воздух прозрачен, а высоко над верхушками деревьев серый купол неба, равнодушный и бесконечный.
Мы с Машей одни бредём с ведрами в руках между деревьев. Поздней осенью здесь на осинах растут опята. За ними и пришли.
- Зря я листы-то выкинула. Смородину-то. Думала, уж больше в этом году не попаду за грибами... Борька-то мой в Москве, а я уже одна не годная километры выхаживать.
Это она про меня.
- Какая ты старая-то? Хватит уже...
- А вот сколько, думаешь, мне лет?
Я улыбаюсь:
- Сорок пять.
Она машет рукой:
- Ну тебя! Шестьдесят в этом году будет.
Я успеваю заметить, как исковеркана ее рука. Нет указательного пальца, а мизинец уродливо изогнут.
- Что у тебя с рукой-то? Где палец потеряла?
- На заводе отрезало. Фрезой.
Я морщусь.
- Больно небось было?
- Не-а! - Маша улыбается, точно от приятного воспоминания. - Ни крови не было, ни боли. Только, смотрю, две косточки торчат и палец на ниточке висит. А боль-то потом. Уже на следующий день пришла... Выла аж. Да пожаловаться некому...
- Отчего ж?
- Сироты мы. Никого рядом. Только город чужой.
Молчим. Осматриваем несколько осин. Опят нету. Идем дальше.
- А с мизинцем что?
- Вовочку свово била. В зуб дала так, что рана о какая - через палец весь.
Вовочка - Машин муж. Пьянствовал беспробудно. Отчего и помер.
- Палец загноился - видно, в коровнике убирала и что-то попало. Я сначала внимания-то не обратила. А потом рука краснеть начала - бегом к врачам. Те трубку вставили. Гной вынимали. Почитай с месяц. И никакого результату. А потом, говорят, иди к бабке, она заговорит...
- А ты?
- Ну и пошла. И прошло все вмиг.
Молчим. Пробираемся через низину, забитую валежником.
- Трудно было с мужем-то?
- Трудно. А без него труднее. Остались мы с Димкой сироты. Ну Димка-то ничего. Может, не заметно для других, но выправился после тюрьмы-то...
Сын ее с месяц как освободился. Сидел за пустячную кражу.
- Как выправился, Машк? Понял чего? Осознал?
- Разговаривать со мной стал, - говорит она и смотрит вдаль, выбирая, куда нам двигаться дальше в поисках опят. - Раньше как соседи были - ни словечка. Если пьяный только...
- Это хорошо, - киваю я, и мы идем через поле к следующему перелеску.
Маша убегает вперед: она лучше умеет передвигаться по этой местности, каждая канава ей знакома, каждая кочка...
А я смотрю на серый купол неба, бесконечный и равнодушный, и думаю, что и правда сироты мы в этом мире. Сироты.
И вдруг из перелеска слышен радостный Машкин матерок.
- Иди сюда! Чего плетёшься?! Смотри чего!
Я подхожу и вижу на трех осинах множество опят. Маша уже нарезала полведра...
- О сколько! Смотри, Борюсик! - она ловко орудует ножиком, держа его в изуродованной правой руке. - Будет и вам в Москву засолка, и нам с Димой к картошке закуска. Ну не радость ли?!
И я соглашаюсь:
- Радость.
(c) При копировании ссылка на источник обязательна. Подписаться на канал можно здесь.