=1=
«Знаешь, я пойду прогуляться. В наушниках. Так что не теряй» – написал я и выключил телефон. Она постоянно ругала меня, когда телефон выключался без предупреждения.
– Я же переживаю. Вдруг тебя убили.
– Ага, и изнасиловали. И именно в таком порядке, – отшучивался я.
Но сегодня не хотелось с кем-либо разговаривать. Надо было поберечь слова. Этот удивительный инструмент весьма своеобразен. Люди просто кидают их как попало, где надо и не надо. Потом слова возвращаются в ненужный момент и все портят. Поэтому мне так нравилось молчать, и говорить только тогда, когда мне задают прямой вопрос.
Я натянул массивные наушники, включил Вивальди и отправился на улицу. Опавшие желтые листья шелестели под ногами. Я раскидывал их и улыбался сам себе. Даже выкрутив громкость на максимум, мне удавалось ощутить звук этих листьев. Волны шуршания проходили по моим ногам, вибрировали под сердцем и проникали сразу в мозг, минуя уши.
– Как можно не понимать физику? Это же просто! – ругали меня в школе за двойки.
Мне казалось, те знания, которые нам дают, совершенно не имеют ничего общего с реальной жизнью. Как кусок дерева, который спустя десятилетие превратился в стол, может быть бездушным? Как он может не чувствовать боли, радости, счастья? Счастья за то, что он может помогать тем, кто еще не превратился в мебель. Это понимание я никак не мог донести до своих родителей и знакомых. И даже сейчас, спустя почти пятнадцать лет, спустя тонны книг и сотни часов чтения научной литературы, я все еще твёрдо уверен: знания людей неимоверно скупы. Я был уверен в этом, потому что чувствовал звук листьев. Сердцем. Кишечником. Этот звук чувствовал даже мой мочевой пузырь.
Я вывернул из привычной местности и отправился в единственное место, где, по моему мнению, должен находится человек в сентябре. Длинная асфальтированная дорога, холодный ветер, щекочущий под одеждой, черная сталь и скрепленные с ней деревянные лакированные доски цвета грецкого ореха. Многолетние деревья по обе стороны от лавочек полным ходом готовились к холодам. Они будто освобождали свои массивные руки и длинные тонкие пальцы для нового вида одежды. Тонкой, белой и холодной. Живёт и дышит не только то, что двигается, сколько бы меня ни убеждали в обратном.
– Знаешь, нынче так дорого детей в школу собирать.
– Да. Как по мне, цены на канцтовары — это лучшая реклама контрацептивов.
Наверное, так сейчас где-то разговаривают люди, сидя на нелюбимой работе в душном офисе. Хотя, это было только на руку. Кричащие дети, недовольные мамаши и псевдоинтеллигенция только испортили бы мне настроение сейчас. На этой аллее человек был редким гостем. Редким и не очень обходительным. Он пробегал мимо, торопясь по своим делам, даже не замечая того, что происходит вокруг. Несколько таких фигур прошли мимо меня, внимательно рассматривая что-то на экране телефона. «Что поделаешь» – мысленно я успокаивал себя.
Прошуршав листьями до середины, мои глаза впились в свободную лавочку. Я и нечастый гость в этом месте, и уйти, не запечатлев в голове такую картину, было бы кощунством. Голову перестали наполнять звуки скрипки. Их сменили новые. Мягкие и бесформенные, словно ручей, мелодии саксофона соединялись с бархатистым голосом высокого и коренастого афроамериканца. Наверняка он был в темных очках и с какой-нибудь этнической прической. Я видел все это так отчетливо, что мне казалось, будто этот джазовый певец сидит прямо рядом со мной. Он так же видит, как веселый и игривый ветер теребит деревья за тонкие фаланги. Как с них гроздьями осыпается листва всех оттенков красного и желтого. И он играет об этом. О тех секундах, за которые лист, будто голубиное перо, опускается на холодный асфальт.
Я даже повернул голову, чтобы проверить, действительно ли я один сижу на этой лавке.
– Hello, my white brother – наверное, эту фразу я ожидал услышать в тот момент.
Но этого не произошло. Рядом не было никого. Но не только ткань моих джинс касалась в ту минуту деревянных досок. На другом конце лавки лежала коробка. Небольшая, из-под обуви. Я пододвинулся чуть ближе. На крышку был приклеен засушенный, и не очень аккуратно заламинированный четырёхлистный клевер. Рядом сияли несколько звездочек, нарисованных тоже не очень аккуратно. Под всем этим ансамблем была надпись, нарисованная и разукрашенная фломастерами: «Коробка счастья».
Никогда, слышите, ни за что и никогда не повторяйте моих действий. Не открывайте подобные коробки и даже не трогайте их. Вы должны слушать взрослых. Я же сам взрослый, временами, и мне позволительны такие действия.
Сняв наушники, и выключив плеер я прислушался. Тишина. Ни звука. Только гуляющий ветер со всех сторон и машинные сигналы где-то на периферии.
Говорят, «любопытство не порок». Но это лишь начало. В полном варианте эта мысль звучит так: «Любопытство – не порок, а большое свинство». Странное выражение, как по мне. Ведь именно любопытство двигало мореплавателями и учеными. Был ли свинством их вопрос «эй, а что там? Давайте сплаваем, посмотрим»? Проявлял ли Флеминг свинство, вопрошая: «Что это за плесень? Давайте посмотрим, интересно же». Разумеется, нет. Хотя, возможно, я мало что понимаю в этой жизни и все зависит от ситуации, в которой применяется искомая фраза.
Аккуратно приоткрыв картонную крышку, одним глазком я решил разузнать, что скрывается за интригующим названием. Благодаря двум дыркам по бокам коробки, внутрь проникал свет, и можно было понять, что там. Хотя бы отчасти. Первое, что выцепил мой глаз – маленькая игрушка. Потом цветочек, журавлик оригами, сложенные листки. Сняв крышку целиком мне на глаза попались пару монет, пустая баночка, несколько карандашей и еще всякие мелочи.
Любопытное название скрывало за собой еще более интересные детали. Но осматривать их здесь было бы еще большей глупостью, чем открывать коробку.
«Осмотрю дома» – решил я и засунул находку в рюкзак. Конечно, наслаждаться видом после такого было весьма непросто. Поэтому в моих наушниках снова заиграла музыка, а ноги отправились в сторону остановки, преодолевая разукрашенную солнцем лиственную реку…
=2=
– Ты там? – раздался стук в мою дверь.
– Да мам, я сейчас.
– Сколько раз я просила тебя не закрывать дверь? Отрывай!
– Иду, иду.
– Ну, и зачем было запираться? – Спросила она, как только я открыл дверь.
– Я рисовал.
– Ну и что? Закрываться-то зачем? Пойдём кушать.
– Мам, я уже не маленький, в чем такая проблема?
– Вот когда будешь жить один, тогда и будешь закрывать любые двери. А пока ты живешь со мной, дверь должна быть всегда открыта. Ты понял?
– Да.
Моя мать покинула этот мир, едва мне исполнилось девятнадцать. Теперь я жил в нашей квартире один. Это воспоминание автоматически всплывало в моей памяти, едва мои пальцы касались щеколды на двери. Даже спустя почти 1десять лет после её смерти я все так же оставляю двери открытыми. Но не сейчас. Тайна загадочной коробки была слишком интересной, чтобы делиться ей, даже с призраками.
Я сел и высыпал содержимое коробки на зеленый ковролин. Первым делом я принялся изучать игрушку. Маленький зеленый супергерой был высотой не больше дверного ключа. На самой макушке было небольшое крепление. Сама же голова прокручивалась вокруг своей оси в обе стороны.
Я видел подобные игрушки. На рюкзаках школьниц и парней в очках и с длинными волосами.
– Надеюсь, эта коробка принадлежит не парню, – проговорил я вслух.
Маленькая безделушка была далеко не самой интересной среди всего, что было в коробке из-под обуви. После игрушки в моих руках оказывались игральные кости, журавлик, монетки, жетоны, чайная ложка, пара цветных карандашей, медаль за третье место. На самом дне был сложенный листок. Самый обычный листок в клетку. Заголовок гласил: «Как я провела лето».
Красивый девичий подчерк рассказывал историю, как девочка приехала из города в деревню.
«Моя младшая сестра любила рисовать карандашами. А еще, она очень любила оставлять их в местах, совершенно не подходящих для рисования. Мы находили маленькие цветные огрызки в туалете, в ванне, в морозилке, в книгах, даже на огороде. Конечно же, наступал момент, когда «цветной арсенал» подходил к концу. Именно в такой момент меня и отправили за новой партией. Пока мама с папой хлопотали на кухне, я продвигалась по широкой деревенской улице, мимо одноэтажных домиков и печных труб, из которых уже валил свинцовый дым. Этот дым предупреждал: «Еще пару часов и можете очищать свои тела от грязи, которая так хорошо прилипла к вам в огороде».
– Пачку цветных карандашей, пожалуйста! – Обратилась я к полной продавщице.
– Последняя, – проговорила она, доставая выцветшую пачку со стеклянной витрины.
– Спасибо.
Выйдя из магазина, я осмотрела пачку. На лицевой стороне огромными буквами была надпись «Раскрась Европу всей семьёй». На задней стороне было пояснение. Рекламная акция гласила, что в одной из пачек можно найти выигрышный билет, который давал право участвовать в розыгрыше путевки в Европу для всей семьи. Я вскрыла пачку.
– Жаль. – Проговорила я, убедившись в своем проигрыше.
– Эй, кто-нибудь! Помогите! – послышалось сзади магазина. Забежав за деревянное строение, я увидела лежащую продавщицу, и мальчика, чуть младше меня, рядом. Женщина тряслась, будто из нее вот-вот должен выйти демон, а мальчик просто стоял. Я подбежала и крикнула на него:
– Эй, звони в скорую! Быстро.
– Что… с ней? Она умирает?
– Умрет, если ты не позвонишь в скорую!
После моих слов удалец ретировался с такой скоростью, что сам Уссейн Болт позавидовал бы. А женщина все тряслась и дергалась. Я увидела ее глаза. Глаза человека, который оказался привязанным к камню посреди моря. Глаза человека, падающего с высоты десятиэтажного дома. Наверное, именно такой взгляд у людей, когда они понимают, что движутся к концу своей жизни со скоростью света. Именно таким был взгляд этой женщины.
В одном из фильмов я видела нечто подобное. Там у парня была эпилепсия и он вот так вот заваливался и трясся. Этот фильм я и вспомнила тогда. Если бы не он, то… Лучше даже не думать об этом.
Я высыпала карандаши на землю и попыталась открыть челюсть. В фильме говорили, что надо что-то засунуть между зубами, иначе человек задохнется собственным языком или откусит его. Не сразу, но мне все же удалось засунуть карандаш ей в рот. Пока ее зубы впивались в деревянную плоть карандаша, я мысленно ругала того мальчишку за медлительность. Время тянулось очень долго. Казалось, что уже полчаса или час я сижу с ней и смотрю за тем, чтобы не выпал карандаш из ее рта.
– Вон они, вон там! – послышался знакомый голос.
Мальчишка все-таки привел на помощь врача, который, по совместительству, был и его отцом.
– А ты умная девочка. – Сказал он мне, увидев карандаш. – Все будет хорошо. Иди домой.
– Точно?
– Да, – ответил он.
На трясущихся ногах я дошла до дома и все рассказала родителям. Затем я порадовала сестру тем, что её хобби спасло одну жизнь.
Тем летом я каждый день ела мороженное. Но в магазин меня больше не отправляли одну. Мало ли что…»
Под этим сочинением была большая и жирная пятерка. Я бы тоже поставил за такое «отлично». Сложенный листок вернулся в коробку. По одному, все безделушки отправлялись туда же. Игрушка, кости, журавлик, карандаши. Я остановился. Один из них выглядел так, будто его давали собаке. На лице растянулась улыбка.
– Это останется снаружи, – проговорил я и закрыл коробку.
=3=
– Вас было довольно непросто найти.
– Извините. Я не хотела вас утруждать.
– Ничего, что мне пришлось изучить содержимое? – Я похлопал по коробке ладонью.
– Но ведь другого выбора не было, так?
– Да. Если бы не билет на концерт, то едва ли я смог бы это сделать. О, это кажется, ваше. – вспомнил я о причине нашей встречи.
– Спасибо вам. – Ответила она и принялась проверять содержимое. Даже сквозь черные, тонкие волосы, которые едва касались плеч, я видел, как ее глаза намокают. Они дрожали, как будто кто-то встряхнул голову, и остановился, чтобы посмотреть, как два шарика еще по инерции двигаются в разные стороны. Я отчетливо помню тот момент, потому что он напомнил мне движение карандаша, в старых фильмах. Когда снимают экг или подозреваемый проходит детектор лжи. Только в таких лентах мало кто плакал. Я никогда не видел в фильмах то, что происходило рядом со мной.
Несколько капель прокатились по ее щекам, будто моторная лодка, задержались на подбородке и плюхнулись на черное пальто. Она шмыгнула носом и обратилась ко мне:
– Еще раз спасибо вам! Эта коробка очень дорога для меня. Как я могу вас отблагодарить?
– Расскажите мне про нее.
Она посмотрела мне прямо в глаза. Теперь они уже не тряслись, и слез больше не было. Прохладный ветер высушивал последние следы пребывания оных на ее щеках. А яркое осеннее солнце, подсвечивало соленую жидкость на ее нижнем веке, благодаря чему ее глаза светились. Два больших изумруда наполнялись светом, теплым и мягким. Этот свет грел сильнее, чем ямайское солнце в зените. Меня пробрала мелкая дрожь.
– Билет, на котором указаны мои инициалы, мне подарили в школе. За хорошее поведение. Это было три года назад. Такие давали всем, кто получил меньше пяти замечаний по поведению за год. Это была опера, или оперетта. Никогда не понимала разницы. Артисты показывали свою вариацию на тему «Божественная комедия». В антракте мне посчастливилось узнать очень ценную для меня информацию. К сожалению, я не могу рассказать, что именно я услышала. Но это было большой удачей.
– Вроде той удачи, когда вы спасли продавщицу?
– Да. Я хотела спросить Вас, видели внутри коробки карандаш? С отметинами от зубов.
– Да. Решил оставить его себе. Вы позволите?
– Простите, но нет. Это очень важная вещь для меня.
– Понимаю, – ответил я и достал карандаш из кармана.
– Эту историю вы уже знаете, – улыбнулась она.
Поднялся небольшой ветер и растрепал ее волосы, оголив ее торчащие уши. Казалось, что именно ветер стер улыбку с ее лица. Она стала серьезной и принялась поправлять прическу, закрывая волосами все, что дальше скул. Теперь уже улыбнулся я.
– А как вообще появилась эта коробка?
– После того «спектакля» я принялась сама читать «Божественную комедию». В одной из глав Вергилий рассказывал о Фортуне. Меня безумно увлекла идея божества, которое повелевает удачей, распределяет ее. Дух поэта говорил, что она любит, когда ей поклоняются. Я решила, что именно подобная коробка с удачными вещами как нельзя лучше покажет мое отношение.
– И вы все еще считаете, что фортуна – это божество?
– Отчасти. Эта коробка стала набором важных для меня вещей и воспоминаний. Плюс, никогда нельзя недооценивать силу удачи. Когда мне нужно везение, в каком либо деле, я перебираю коробку, или беру с собой один из предметов. Потом приношу уже два.
– Не находите ситуацию ироничной. Вам не повезло, и вы потеряли коробку с удачей. – По моему лицу растягивалась улыбка, по причинам, которые не ведомы даже мне самому.
Она опустила голову вниз и закусила большой палец. Спустя пару секунд голова начала медленно поворачиваться в мою сторону. Я лишь удивленно посмотрел на нее и развел руками. «Странная привычка» – подумалось мне. Но все подростки со своими странностями. Даже семнадцатилетние девочки.
– Кстати, а где вы ее нашли? – Спросила она, вытащив палец.
– Вот прямо здесь. Она лежала на том месте, где вы сейчас сидите.
Она улыбнулась.
– Моя сестренка любит здесь гулять. Иногда мама берет какие-нибудь старые игрушки. Видимо, моя коробка показалась ей отличным способом развлечения для ребенка. – Она перегнулась через черную металлическую периллу и подняла пожелтевший кленовый лист.
– Еще один экземпляр? – улыбнулся я.
– Да. Сегодня мне повезло. Ко мне вернулась моя коробка.
Мы посмеялись практически в унисон. Еще долго она рассказывала мне о предметах из коробки. Казалось, её жизнь была такой интересной. Столько событий, ситуаций. Хотя, может быть, мне просто нравилось ее слушать. Вот такая история, малыши. А теперь, ложитесь спать.
– Девочка с коробкой и была нашей мамой? – Спросила маленькая девочка.
– Да, малыш. А теперь пора спать.
Мужчина прикоснулся губами ко лбу девочки, потом поцеловал в щеку уже спящего рядом мальчика.
– Спокойной ночи, – сказал он и начал медленно выкручивать регулятор света. Так в комнате становилось все темнее, пока лампочки совсем не погасли.
=Конец=