=1=
«сегодня мы провожаем в последний путь раба божьего…»
Порой сознание больше похоже на колодец, нежели на поток мыслей. Большой каменный колодец. И откуда-то издалека, будто и вовсе из соседней комнаты, доносятся слова похоронной процессии. В голове они появляются как сочетания букв и совершенно не складываются в предложения. Слова больше похоже на камни. Маленькие, большие, гладкие, шершавые. Они падают в колодец. Ударяются об одну стенку, потом об другую. С каждым ударом звук становится тише, пока камень и вовсе не плюхается в воду. Воспоминания начинают наполнять колодец. Они гуще воды, липкие, вязкие и тяжелые. Они поднимаются из самых недр, постепенно обволакивая каждый камень. И так происходит до тех пор, пока вся эта липкая и вязкая жижа не выливается тебе под ноги. Но теперь уже они стоят не на сухой земле местного кладбища, под жарким июльским солнцем. Они лежат. Лежат на больничной койке.
Яркий солнечный свет пробивается сквозь жалюзи и падает прямо на глаза.
«Я где-то читал что сам зрачок не чувствует температуры. Но тогда мне казалось это бредом, ведь я чувствовал жар солнца, прямо на своих глазах. Мне кажется, я и сейчас могу почувствовать это тепло. Я в палате. Мало чего помню из произошедшего. Машина, гудок, удар. Ну да, видимо мое пребывание здесь не ограничится профилактическими процедурами»
Родители часто говорят своим детям: «Не играй у проезжей части». Но мало кто из детей действительно слушает наставление взрослых. Если ребенку повезёт, то он только в сознательном возрасте поймет, насколько были правы мама с папой. Если же нет, то тогда мальчик или девочка в лучшем случае отделаются парой ссадин, испугом и важным жизненным уроком. Но этому мальчишке повезло не так сильно. Переломов не было. Но при этом он умудрился практически перелететь через полуторатонный кусок железа и «знатно взболтать серое вещество», как сказал бы врач.
Родители быстро узнали о случившемся. Отец, как это редко бывает, с хладнокровием принялся действовать. Он не стал выяснять отношения с водителем или неистово кричать в небо, проклиная всевышнего. Спокойно ощупал пульс. Проверил зрачок. Поместил сына в машину и умчался прочь от собравшейся толпы зевак.
Мальчик очнулся только в больнице. Осмотрел себя и понял, что переломов не было. После проверочного сигнала, посланного мозгом в каждую конечность, стало понятно, что и чувствительность осталась в норме. Казалось бы, все хорошо и можно радоваться жизни, если бы не пульсирующий от боли затылок. Но это не помешало мальчишке осмотреть палату.
Первое, что бросилось в глаза – размер. Палата просто огромна, даже для одного человека. «Явно папа постарался» – пронеслось у него в голове. Телевизор, цветы, фрукты. В комнате не так давно был сделан полный ремонт. Больница хоть и частная, но отчаянно нуждалась в деньгах. И именно VIP-палаты колоссальных размеров способствовали пополнению бюджета. Чистые простыни, мягкое покрывало. Здесь можно было бы даже получать удовольствие, если бы не капельница. А точнее, игла, которая торчала из руки. Даже невооруженным глазом было видно, что её толщина максимум на пару миллиметров тоньше вены. Она просвечивала через кожу, царапала изнутри, и при каждом движении пациента, болью напоминала о своем существовании.
В палату вошел врач. Опытный хирург с именем «время» четко и аккуратно прорезал скальпелем лицо мужчины, оставляя на память лишь длинные и глубокие морщины. Его взгляд упал на почти пустую капельницу.
Это был лучший врач больницы. И лучшим он считался не спроста. Процент ошибок, а как следствие, и количество умерших пациентов, был одним из самых низких по больнице. Это позволяло ему использовать в работе только дорогие чернильные ручки, что казалось всем до безумия неудобным. Идеально белый халат и золотые часы, которые то и дело пытались выбраться наружу из-под халата и показать всему миру свое великолепие. Большое золотое кольцо, которое больше было похоже на печать с фамильным гербом времен короля Артура. Для полного комплекта не хватало лишь золотого браслета, толщиной в один, а то и в два пальца. Но такая деталь только испортила бы тщательно подобранный и утонченный образ. Несмотря на все эти перстни и запонки, вид у него был аристократический. Окажись он в 18-19 веках, на каком-нибудь балу, без сомнения каждый гость отметил бы его вкус. Но сейчас он был в палате, смотрел на часы и что-то аккуратно черкал серебряным пером по больничной бумаге.
– Ну как ты, ковбой? – спросил доктор, закончив писать.
Но внимание мальчика целиком и полностью занято вазой с цветами. Он разглядывал лепестки герберы. После слов гостя он только едва заметно повернул голову, не отрывая взгляда от чарующей красоты простого цветка.
– Что?
– Я говорю, ты как, живой? – повторил врач.
Только после этого пациент будто проснулся.
– А, спасибо. Все хоро… – он не успел договорить фразу. В глазах удовольствие сменилось страхом. Брови поднялись, а рот открылся так сильно, как только мог. В следующую секунду крики ужаса донеслись даже до самых последних палат на этаже. Мальчик начал кричать, что-то лепетать и отмахиваться руками.
Доктор простоял пару секунд в недоумении. К такой реакции он не был готов, более того, такого никогда не было за его годы. Просто так, с пустого места.
– Что с тобой? Где болит?
Но мальчик не останавливался и продолжал кричать. Медсестра появилась меньше, чем за минуту. Еще через одну они скрутили мальчика и вкололи ему успокоительное. Крики постепенно утихли. Только одна фраза успела сорваться с губ засыпающего мальчика – «Оставьте меня».
=2=
Отец работал в частной клинике, и это имело ряд своих преимуществ. Время приема пациентов он мог назначать себе сам. В любой момент он мог просто встать и пойти пить кофе в кафе через дорогу. Порой, в выходные дни после праздников он мог прийти на работу и принять только одного пациента, а всех остальных перенести на завтра. И мало кого беспокоило, что врач еще не отошел от вчерашнего смешивания алкогольных напитков всех сортов. Если он сказал, что на сегодня он закончил, значит больше он не примет ни единой души. И только полная секретарша в возрасте тяжело вздыхала и качала головой. Потому что именно ей придется выслушивать от клиентов гневные тирады по поводу непунктуальности врача. Они могли ругаться, кричать, оскорблять, но так или иначе потом приходили вновь с опущенной головой. Не потому что их заставляли, а потому что у них не было выбора. У людей всегда будут проблемы с мозгами. Не потому что люди больные. А потому что жизнь слишком сложная штука. И именно этот врач мог, хоть и за немалые деньги, навести порядок в любой голове.
Он редко обедал в кабинете. Но сейчас его мысли были заняты совсем не пустым желудком. Чай и несколько бутербродов, сделанных на скорую руку, помогали ему хоть немного забыть о главной проблеме. Сын лежал в больнице. Врач сказал, что серьёзных повреждений нет, но чувство тревоги и беспокойства никак не оставляли отца в покое. Телефонный звонок от друга, который являлся по совместительству одним из врачей той самой больницы, изменил тот день.
– Ты должен приехать – единственное, что сказал друг по телефону.
– Скоро буду.
На еду не было времени. Даже если бы от этого бутерброда зависело состояние желудка, он бы не смог доесть. Любой родитель включается на 110%, если речь заходит о здоровье ребенка. Мощный внедорожник за каких-то полчаса долетел с одного конца города до другого. Дверь, ключ, лестница, халат, палата. Все эти действия были сделаны на автомате, будто алгоритм какой-то программы. Вот он – его сын. Спит. Ему снится что-то приятное. Небольшая улыбка и огромное слюнявое пятно на подушке. Он живой. Гипса нет. Значит, как минимум не будет проблем с костями. Отец подошёл и тихонько сел рядом с сыном.
– Эй, крепыш, просыпайся.
Только отец мог его называть крепышом. Так было заведено с малых лет. Ни отец, ни сын, уже не помнят с чего пошло это прозвище. Может, прошло много лет, а может, потому что подобных прозвищ было не так уж и мало. Отец всегда выдумывал что-то новое. Однажды, когда мальчик сильно отравился и не спал полночи, отец сказал ему наутро:
– Ты как, енот?
– Почему енот?
– А у тебя такие же огромные мешки под глазами.
И оба засмеялись. В трудные моменты он умел развеселить сына. Хотя ему самому было ужасно больно. Так было и в этот раз. Нельзя было показывать сыну, насколько больно видеть его в таком состоянии. В больнице, с капельницей. Страшный сон любого родителя. Но стоицизм всегда был основой в воспитании мальчишек.
– Ты так завтрак проспишь, соня.
– Папа?
– Да, малыш, это я. Как ты?
Мальчик еще лежал на подушке и пытался проснуться. Снотворное было сильным, и приходить в себя было во сто крат сложнее, чем вставать в шесть утра в выходной. Он принял положение полусидя, хотя еще не проснулся до конца и протирал глаза.
– Мне снился ужасный сон, папа.
– Не расскажешь?
– Да полная чушь – мальчик начал поворачиваться к отцу и замолк.
– Ну, что там? – спросил отец.
Мальчик начал отмахиваться и свалился с кровати.
– Нет, нет, я хочу проснуться – залепетал он.
– Что с тобой? – отец попытался поднять его.
Но мальчик только отмахнулся рукой и продолжал что-то бормотать про себя. Он забился в угол и съёжился, как только мог.
– Я должен проснуться, я должен проснуться – он повторял одно и то же.
Так прошла минута. Вторая. Не больше. Но в сознании каждого это длилось едва ли не сутки.
– Малыш, что с тобой? – спросил отец.
– Я хочу к папе. Отпустите меня к папе.
– Я и есть твой папа, ты чего?
– Мой папа человек!
Мужчину будто ударило током. Что за бред. Ведь он и был отцом. Он и есть человек. Детали пазла никак не сходились. Вся ситуация казалась полным абсурдом. Теперь уже он сам захотел проснуться, но взял себя в руки и постарался выяснить, что не так с ребенком.
– А я? Разве я не человек? – спросил он.
– Нет! Ты чудовище!
– Сынок… – начал говорить отец.
– Уйди нахрен! – мальчик не дал ему закончить.
Отец остался в недоумении. Его сын не признает его. Что случилось? Он подошёл к зеркалу и посмотрел на свое лицо. Оно точно такое же, каким было с утра. Легкая щетина, седые волосы, небольшой шрам на щеке – все было на своих местах. Закончив свой осмотр, мужчина в халате сел на кровать. В комнате была тишина, а мальчик сидел в том же углу.
– Знаешь откуда у тебя шрам на ноге?
В ответ не было ни слова.
– Твоя мама тогда лежала в больнице. Вот-вот должна была родиться твоя сестрёнка. Мы остались вдвоем. Утром я должен был отвезти тебя в садик. Мы позавтракали. И ты начал помогать убирать со стола. Я пошёл одеваться, а ты сказал, что закончишь и тоже придёшь. Через минуту ты был в своей комнате и пытался натянуть штаны. Ты никак не мог просунуть вторую ногу в штанину. Я начал тебе помогать, но у тебя почему-то был такой испуганный вид. Я натянул на тебя штаны и увидел кровяные подтеки. Оказалось, ты задел ножом ногу, когда убирался. До сих пор не понимаю, как ты смог это сделать. Как же я перепугался. «Твоя мать убьёт меня» – подумал я. В садик ты тогда так и не пошёл. А через пару дней у тебя родилась сестрёнка. Мама так ничего и не узнала, или не показала виду.
– Я тогда подумал… – Начал говорить мальчик, но замолчал на пару секунд – я подумал, а что, если я буду неправильно держать нож, и он заденет мою ногу, могу ли я порезаться от такого быстрого движения. Я смог.
На пару секунд мужчине показалось, что он смог «растопить лед» этой историей. Но как только заплаканные, детские глаза увидели лицо фигуры напротив, голова ребенка вновь вжалась в колени.
– Расскажи мне, ты же знаешь, ты можешь мне доверять, я твой отец.
– Вы не похожи на моего папу. Мой папа человек – отвечал ребенок со всхлипами.
– Хорошо, расскажи мне, кто я? – Опытный психолог решил зайти с другой стороны.
– У вас тело моего отца. Его голос, и даже его воспоминания. Но не его лицо.
– А что с моим лицом?
– Оно страшное. Кожу как будто отодрали от мяса. Торчат только черные зубы. Нет ни глаз, ни носа, ничего. Только кусок мяса. – Мальчик изо всех сил старался держать себя в руках и не заплакать снова.
– Только на лице?
– Да.
– Ты поэтому так кричал?
– Да.
В палате снова повисла тишина. Каждый думал о чем-то своем, известном только ему и никому больше.
– Давай договоримся – нарушило тишину чудовище с голосом отца.
– О чем?
– Я сейчас выйду, а ты встанешь и ляжешь обратно в кровать. Ты не будешь кричать или убегать, а я постараюсь узнать, что можно сделать. Хорошо?
– Хорошо.
Отец поднялся и направился к двери. Он остановился. Будто хотел что-то сказать, даже повернулся к сыну, но не сказал ни слова. Только сглотнул и решительно дернул ручку двери.
=3=
«Что со мной произошло? Я умер и попал в ад? Наверное, за то, что я сжигал муравьев лупой. Бог же любит всех своих тварей. Я же не знал, что за это «развлечение» такое наказание. Или я попал в параллельный мир? Может, и я тоже такое же чудовище?» – Мальчик ощупал свое лицо. Глаза, рот, кожа, все было на своих местах. «А может, я просто сошёл с ума? Значит, теперь меня увезут в дом для психов, и будут там меня бить током. Зачем я признался? Уж лучше бы молчал. Тогда, может, никто бы и…» – звук открывшейся двери прервал детские размышления.
– Это я – сказал монстр с голосом отца. – Я все подготовил.
– п..п..по…подготовил?
– Да. Тебе сделают все анализы. Все будет анонимно. Никто и ничего не узнает. Кроме меня. Ты мне доверяешь?
Мальчик ничего не ответил.
– Извини. Вот еще что. К тебе придет мой друг. Помнишь, в прошлом месяце к нам приходил дяденька, с родинкой под губой? Ты еще долго смеялся.
– У него смешная фамилия – заметил юноша.
– Да. Именно он и придет тебя проверить. Все его результаты буду знать только я. Мне пора. И помни – никому и ничего не говори. Никто не должен знать о том, что ты видишь. Хорошо?
– Да.
Отец засобирался. Теперь уже мысли о переломанных костях казались более приятными. Может тогда бы сын не смотрел на него, как на чудовище. Эти детские невинные глаза были переполнены страхом и ужасом. Когда-то эти же самые глаза смотрели на него с теплотой и любовью. Теперь же каждая минута разговора обоим давалось с большим трудом. Требовался свежий воздух. Надо подумать.
– Я позвоню. Держись. – Сказал он и вышел.
Только через полчаса, выйдя на улицу, взрослый мужчина сел в машину и начал плакать. Так выглядело отчаяние.
***
Следующие несколько дней мальчик находился в своей комнате только ночью. Тесты, процедуры, какие-то огромные шумящие цилиндры, холодное железо на рентгене, огромные иглы для анализов крови. Несмотря на обилие движений и действий, практически не хотелось кушать. Еду приносили, но мальчик к ней и не прикасался. Даже если ему приносили еще горячую курицу в палату, он отказывался есть и сразу открывал окно.
Через два дня чудовища уже не пугают. Как бы это странно ни звучало, но внутри что-то сломалось. Запас страха, который может испытать один человек, был исчерпан. Теперь уже его не пугали куски заветренной и засохшей плоти, свисающей с лица. Не пугало отсутствие глаз или губ. Перестали пугать даже лишние детали в том месте, где должно было находится лицо. Кусок ножниц, кровавые пробирки, даже ржавые гвозди, торчащие из лица, уже не производили впечатления ужаса. Несмотря на отсутствие страха, вглядываться в них тоже не хотелось. Пульсирующая и нарывающая вена, из которой, вот-вот должна брызнуть кровь вперемешку с гноем, все же вызывала рвотные позывы.
Все это он рассказывал и тому врачу, со смешной фамилией. Он удивлялся и что-то постоянно записывал в блокнот. Большой, красивый блокнот. Именно он и ручка больше всего бросались в глаза. По крайней мере мальчику. Тонкая, золотая ручка с каллиграфической надписью, выгравированной на самом сияющем месте. Она двигалась быстро. Доктор едва поспевал за рассказом мальчика. Потом он достал карточки, какие-то кляксы, затем цветные кружочки. Мальчик прошел все тесты. И даже те, на которых были рисунки. Простые плоские рисунки. Как бы доктор их ни крутил, объём никак не хотел появляться. И к счастью для него, этот тест был последним. За подобными утомительными занятиями три дня пролетели как 15 минут. Только перед сном он почувствовал какую-то боль в животе. Но сейчас его все равно никто не станет кормить.
Следующим утром приехал уже отец. В клинике сразу заметили сходства этого мужчины с тем, что был здесь пару дней назад. Сходства были, но это было похоже на кривое зеркало. Щетина покрывала морщины, мешки под глазами стали пугающими, а наглаженная рубашка только добавляла небрежности всему этому ансамблю. Но сейчас внешний вид интересовал мужчину меньше всего. Палата сына – вот его цель.
– Привет ковбой! Ты как?
– Здравствуй. Потихоньку привыкаю. Как мама? – спросил мальчик.
– Переживает.
– Твой друг приходил утром.
– Знаю. Его результаты уже у меня в портфеле. Собирайся, мы едем домой.
– Серьёзно?
– Да.
Несмотря на то, что его окружали страшные видения, новость о возвращении домой привела в восторг. Дом есть дом, родные стены, книги и компьютер. Все это уже покрылось пылью, пока мальчик пролеживал бока в больнице.
– Что врачи сказали? – спросил сын, собирая свои вещи в сумку.
– Ничего хорошего. Расскажу в машине.
Это было необычно. Отец редко откладывал объяснение каких-либо вещей на потом. Даже если они ехали в автобусе, и мальчик спрашивал о том, как работает машина, отец рассказывал о двигателе внутреннего сгорания, поршнях, свечах и цилиндрах. И не важно, как на него смотрели другие люди. Его сын смотрел на него с обожанием. И ради этого чувства можно было пойти на все. Но сейчас все было иначе.
Около получаса потребовалось для проведения процедуры выписки пациента. Он то и дело смотрел по сторонам, видел, как неведомые существа с человеческими телами ходят туда-сюда и что-то делают. Некоторые из них даже умудрялись как-то целоваться. То же самое происходило и в машине. Мальчик без устали крутил головой во все стороны, пока автомобиль не припарковался в знакомой местности. Он потянулся к ручке двери.
– Стой. Нам надо поговорить – остановил его отец.
Мальчик отпустил руку.
– Сынок… – Он замолчал примерно на полминуты. Слова никак не хотели собираться в предложение. Говорить тяжелые новости всегда не легко. И особенно это делать с теми, кого ты любишь – Они ничего не нашли. Врачи не знают, что с тобой.
– А твой друг?
– Он знает. Точнее думает, что знает.
– Как это?
– Ты знаешь, что такое шизофрения?
– Да.
– Так вот, у тебя все признаки шизофрении. В запущенной форме. Но она не развивается за два дня. Это какой-то бред.
Юноша сидел молча и смотрел на свои колени. Подобная информация с трудом укладывалась у него в голове.
– Теперь меня увезут в место, где живут сумасшедшие? – спросил он, продолжая разглядывать свои колени.
– Нет, малыш. Они ошибаются. Я узнаю, что с тобой. И вылечу. Доверься мне.
– Хорошо. Теперь можно домой?
– Нет. Еще пару минут. Я ничего не говорил ни маме, ни твоей сестре. И ты не должен. Понимаешь?
– Ага.
– Обещай мне.
– Обещаю.
– Хорошо. Теперь пойдем.
Они вышли из машины, забрали вещи и пошли к своему дому. Только в этот момент мальчик увидел родные деревья, окна, скамейки. Все это казалось таким привычным. Будто ничего и не происходило, будто не было никаких ужасных существ. Не было этой аварии. Самый обычный день.
– Сынок! Родненький мой, миленький мой – мать едва не прыгнула на него с самого порога.
– Тише, дорогая, ты же не хочешь отправить его обратно в больницу? – попытался пошутить отец.
– Как ты, мой хороший? – счастью не было придела. Сын вернулся домой. Здоров, цел и невредим.
– Все хорошо, мама.
– Как ты, братик? – маленькая сестра всегда переживала за брата. Бегала за ним по квартире, когда он опаздывал, подавала учебники, обед и прочую мелочь, оставленную в спешке во всех уголках большого дома.
– Я здоров как никогда! – крикнул мальчик.
Как это ни странно, но сейчас они похожи на самую обычную семью. Как будто муж ничего не скрывает от своей любимой, как будто сын видит их настоящие лица, а не кровавое месиво с черными щупальцами. Момент единения и счастья для одних, в эту самую секунду, был титаническим трудом для других.
По всей квартире разносился запах праздничного ужина. Стол ломился от угощений – первое, второе, салаты, напитки. Все было готово и ожидало появление самого главного гостя.
– Мойте руки и за стол – скомандовала мать.
– Пойдем, мелкая, надо мыть руки – сказал мальчик.
– Я не мелкая, сам ты мелкий! Инвалид! – запротестовала девочка.
– Ну-ка прекратите. Мыть руки. Живо!
Брат с сестрой скрылись за дверью ванны, но пререкания не закончили. Уже через пять минут все сидели за длинным столом и держали в руках праздничные бокалы. Тем, кто помладше предназначались газированные напитки, тем кто постарше – алкогольные. Все выпили и принялись кушать. Но только не он. Играть счастливого сына было куда проще, чем бороться с рвотными позывами. И все бы ничего, если дело было только во внешности окружавших его людей. Пища. Запах от нее исходил совсем не аппетитный. Запах разложившейся мертвой плоти. Несмотря на то, что в желудке не было ничего съедобного уже два или три дня, кусок никак не хотел лезть в горло.
– А ты чего не ешь? – заметила мать.
– Аппетита нет.
– Видимо, после лекарств не отошел – вмешался отец.
– Ну, иди, полежи, если устал.
– Хорошо, мам.
– Яблоко возьми.
– Хорошо.
Мальчик встал из-за стола так и не притронувшись к еде.
Родная комната. Книги, плакаты. Но даже они теперь выглядят иначе. Они пугают, но не возбуждают. Паренек всеми силами постарался вжаться в подушку. В дверь раздался стук.
– Можно? – спросил отец, чуть отворив ее.
– Да.
– С едой тоже что-то не так?
– Она воняет. Трупами.
– А на вид как?
– Аппетитно.
– Любопытно. А давай ты закроешь нос и попробуешь снова? Тебя ведь только запах отпугивает
«Точно! Можно же просто заткнуть нос! Вот же я дебил!» – подумал мальчик, и глаза его заблестели.
– На вот, попробуй – отец протянул тарелку.
Мальчик закрыл глаза, нос и откусил кусок курицы. Помотал головой и спустя мгновение уже свободной рукой закидывал все содержимое тарелки в рот. Будто путник в пустыне, нашедший колодец, мальчуган с жадностью поглощал еду. На все ушло не более 3-5 минут. Тарелка была пуста. Он пережевал последний кусок, развернулся лицом к отцу и протянул пустую тарелку.
– Спасибо.
– На здоровье. – ответил папа.
– Извини... Что отвернулся.
– Да ничего, я понимаю.
– Что со мной?
– Я не знаю. Но я обязательно выясню, сынок. Я не знаю насколько все серьезно. Помнишь о своем обещании?
– Да.
– Ты не должен никому говорить о том, что ты видишь и вести себя точно так же, как вел себя раньше.
– Но как? Они такие ужасные.
– Я научу тебя. У тебя еще две недели каникул. Готов?
– Да.
– Тогда завтра приступим. А теперь давай спать.
– Хорошо. Спокойной ночи.
– Сладких снов, сынок.
Дверь была закрыта, свет выключен. В ночном свете ужасающие монстры на плакатах пугали больше обычного. Он отвернулся к стенке и заснул с мыслью о том, что надо непременно снять эти плакаты.
=4=
Утро, как и последующие две недели, началось как по военному распорядку. «Тренировки» и важные дела были расписаны едва ли не поминутно. Подъем, завтрак, книги, фотографии, интернет. За какие-то несколько часов мужчина смог выработать четкую и отлаженную систему в которой практически не было сбоев. Каждый нюанс имел свое влияние. Все это больше походило на шахматную партию, где даже пешка не имеет права сходить раньше или позже положенного для нее времени.
Завтракали они в комнате. Мать всегда гордилась своей готовкой и нельзя было даже намека показать на то, что еда чем-то отличается. Произведения для чтения тоже были подобраны тщательным образом: все они были короткими, но поучительными. Герой всегда был тверд, решителен и не сдавался, не смотря ни что. Таким образом отец рассчитывал закалить сына изнутри. Фотографии и интернет должны были еще больше притупить в нем чувство страха. Если каждый день по несколько часов разглядывать ужасы разных категорий, то сердце твое очерствеет, страх перестанет тобой владеть, а ум будет холоден и безошибочен. Даже вечер был рассчитан. Они не просто всей семьей сидели перед телевизором. Они смотрели кино, передачи и даже мультики. Отец смог развернуть даже пугающие плакаты во благо. Снимать их не стали. Потому что это могло бы заставить мать задуматься, с чего вдруг такие изменения в ребенке, ведь право вешать эти плакаты было отвоевано большой ценой.
Все эти ухищрения, уловки и тренировки дали свои плоды. Мальчик стал таким же, каким и был до происшествия. Как казалось матери и сестре. Он шутил, улыбался и смеялся. К нему вернулся аппетит, теперь уже завтраки и ужины снова проходили в полном составе семьи.
Так происходило и в последний вечер каникул. Отец давал напутствия перед новым учебным годом, мама желала успехов. Отличная традиция собираться всей семьей за столом и рассказывать у кого и как прошел этот день, и что им всем готовит день грядущий. Все было прекрасно. Но весь этот вечер испортил один момент. Его мать что-то увидела. Доли секунды, за которые она прочитала на лице своего сына страх, ужас, омерзение. Секундный момент, который никак не хотел выходить из её головы. Она решила спросить у мужа все ли в порядке с сыном, если, конечно, не забудет.
После плотного ужина все семейство сидело с полными животами и сопротивлялось каждому движению. Такие праздничные вечера всегда грозили перееданием. Но только он сегодня не переел. Он не просил добавки, как это бывало, не попросил больше мяса. Он съел ровно столько сколько ему дали. В какую-то секунду в его голове промелькнула мысль «А если бы вся еда на вкус была бы такой же, как и на запах?». Его тут же передернуло от этой мысли. Показалось, что даже мать заметила этот момент. Не хотелось бы, чтобы у нее возникли лишние вопросы. После ужина он отправился в свою комнату. Стоило лечь спать пораньше, завтра трудный день. Он уткнулся лицом в подушку и бесшумно заплакал.
Первый день после каникул. Какая же большая толпа людей. Для большинства из них это праздник. Но не для него. Как же тяжело оставаться в здравом уме и крепкой памяти. Это уже не похоже на кино или комиксы. Теперь уже он сам герой какого-то ужастика.
– Эй, гавнюк! Ты где пропадал? – Послышался картавый голос с одной из сторон.
– Да, в больницу загремел. Ты как лето провел? Слетал во фрррранцию ? – Он специально «прокартавил». Не стоило изменять привычному общению.
– Ага, пять раз. Пошли, там горгулья наших собирает.
Они прошли в класс, где полчаса слушали монолог о том, каким же прекрасным будет предстоящий год, сколько всего нового им предстоит узнать, и как она рада, что все живы и здоровы.
Парни сидели на задней парте и показывали друг другу фотографии, пока учительница их не заметила:
– Может, вы всем покажете, что там у вас интересного?
– Извините.
– После классного часа поболтаете. – Отрезала женщина пенсионного возраста и открыла журнал для переклички.
Всем раздали учебники, рассказали о расписании и дополнительных дисциплинах и пожелали всего хорошего в новом учебном году. Учебники. Они радовали глаз больше всего. Пока парень ждал своего друга, он с упоением вгрызался в каждую букву, в каждую цифру. Вот что поможет ему находится в школе – учеба. Как бы это забавно ни звучало.
– Эй, ученый, пошли праздновать –скомандовал знакомый голос с лицом неведомого существа с кусками расплавленного железа там, где должны были быть глаза и нос.
– Праздновать?
– Да. Парни знают где можно достать пива.
– Пива? – он снова переспросил.
– Пива, пива. Глухой что ли? Или за лето ушные пробки себе нарастил? Пошли.
Они вышли из школы под веселые беседы о том, кто и что делал. Мальчишка старался как можно меньше смотреть на лицо друга. До ларька добрались довольно быстро. Пачки чипсов и двух банок было более чем достаточно для пары школьников. Неподалеку находилась заброшенная стройка, где и намечалось грандиозное для обоих событие – первые пол-литра пива.
– Ну, за нашу взрослую жизнь, что бы мы всегда были молодыми и кррррасивыми – теперь уже он сам нарочно картавил сильнее обычного.
– Аминь!
И они стукнулись банками. Вкус пива на удивление не казался противным. Но и вкусным не показался. Что-то, что можно выпить в количестве литра за вечер. Более приятное открытие того дня оказалось на пару секунд позже. Когда рука потянулась в пачку за чипсами, а затем в рот. Этот вкус! Каким же он был прекрасным! По вкусу они могли разве что немного приблизится ко вкусу маминой курочки в те времена, когда еще он жил в счастливом неведении.
В течение часа были опустошены обе банки и были съедены все чипсы. Из закуски практически ничего не досталось картавому. Потому что его друг то и дело засовывал свою руку в пакет, как только рот освобождался от жевательных действий.
Осеннее солнце уже приближалось к горизонту, дабы ознаменовать конец первого дня учебного года. Полпачки жвачки должны были хоть как-то сбить запах перегара. Для молодого и неокрепшего организма даже 200 грамм пива было бы достаточно. Хотя блевать тоже не хотелось. Приятная теплота постепенно разливалась по телу.
***
– Мам, я дома.
– Как первый день?
– Кучу учебников надавали, я готовиться буду.
– Хорошо.
Мальчик ушел с рюкзаком в свою комнату и повалился на кровать. Ощущение эйфории накатывало. За дверью послышался крик:
– Милый! Иди сюда!
– Да дорогая.
Дальше диалог перешел на более тихий тон и сути разговора из комнаты слышно не было. Догадаться можно было через пару минут, когда отец вошел в комнату, и серьезным видом сел на стул у кровати.
– Сын?
– Отец?
– Ты пил что-то сегодня?
– Я… ну, мы там с парнями, немного… – мальчик всеми силами пытался уйти от ответа.
– Сын, я хочу услышать от тебя правду. Только я знаю, как тебе тяжело. Я знаю, что ты пил, я чувствую это. И я не хочу, чтобы ты меня обманывал. Я хочу с тобой поговорить.
Мальчик приподнялся и принял положение полусидя.
– Да.
– Что «да»?
– Да, я сегодня пил. Банку пива.
– И как? Понравилось?
– Пап, ты же знаешь, что со мной. Во-первых, я не мог отказаться.
– Это почему это?
– У нас с другом, которого я, кстати, узнал исключительно по его картавости, сложились определенные отношения. Мы давно хотели попробовать акл…Алкг..
– Алкоголь – помог отец.
– Да. Если бы я отказался, это могло бы вызвать подозрения. Ты сам учил вести себя естественно.
– Хорошо. Тут ты прав. Есть еще какие-то причины для такого поведения?
Мальчик повесил голову и замолчал. В какую-то секунду отцу стало отчетливо понятно, что именно этот момент является моментом взросления его сына. Он уже не был мальчиком. И виной тому совсем не жалкая банка пива. Его страдания. Его мучения заставили его вырасти. Теперь уже не мог позволить себе смотреть мультики или гонять в компьютерные игры. Он должен был развиваться, быть готовым к любым неожиданностям и переносить их, с подобающим мужчине стоицизмом.
– Я думал… – начал говорить мальчик – Они…их лица…
– Думал, все вернется?
– Да – из глаз брызнули слезы.
– Тихо, тихо. – Отец тут же сел рядом и прижал сына к груди. Он отвернул свое лицо специально, что бы ребенок не видел монстра в своем родителе.
– Эти монстры… Папа, они повсюду. Они плюются кровью и гноем, а иногда даже своими собственными зубами, или кусками мяса. Это ужасно – слезы не переставали течь из глаз.
Все это время он видел только свою семью. Не так уж сложно привыкнуть к трем уродливым лицам. А монстры на картинках и в жизни – совсем не одно и то же.
– Ну, все, прекрати – успокаивал отец. – Еще что-то было сегодня интересное?
– Да – мальчик будто проснулся – чипсы. И книги. Чипсы были такие вкусные! И они не пахли, папа! Они ничем не пахли. Это было прекрасно. А эти учебники! Буквы, формулы, цифры. Как же они прекрасно выглядят! Никогда бы не подумал, что это станет интересным!
– У нас большая библиотека. Читай на здоровье. А вот про чипсы маме лучше не рассказывать, хорошо?
– Хорошо. Спасибо. – мальчик обнял отца так крепко, как только смог. Он и раньше так сжимал отца. Но ни разу после происшествия. Теперь уже у отца потекла слеза.
– Ложись, отдыхай. За маму не переживай.
– Хорошо.
Уже выходя из комнаты, стоя перед самой дверью отец развернулся к нему:
– Ты же понимаешь, что это мать учуяла от тебя запах алкоголя?
– Да.
– Значит, и наказание ты примешь достойно.
– Да, папа.
– Молодец. Можешь отдыхать.
«Вот же ж черт. Не думал, что запах все еще остался. Наверное, и французу этому дома достанется», подумал мальчик и снова улёгся на кровать.
=5=
Тот день был очень знаменательным как для отца, так и для сына. Отец открыл для себя вновь близкие отношения с сыном, как это было в приятные года. Сын же открыл для себя прелесть текста и символов. С того момента учеба пошла в гору. И родители, и учителя замечали, насколько у мальчика возрос интерес к науке. Химия, физика, математика, даже литература. На переменах учителя наперебой спорили, кто же из них так сильно повлиял на него, стараясь перетянуть одеяло заслуг исключительно на себя. Только старая учительница географии всегда сидела в углу и молча пила чай во время всех этих споров. Не то что бы она считала их заслуги незначительными. Просто она знала, насколько велика жизнь школьника за пределами парты. С ним могло произойти все что угодно, и никто из них не узнает правду. До тех самых пор, пока он сам не захочет ее рассказать.
С каждым днем сходство сына и отца становилось все больше. Каждый из них ужинал и практически баррикадировался за огромным количеством книг, энциклопедий и просто сторонней литературой. Отцу, наверное, было сложнее. Ему предстояло контролировать все – климат внутри семьи, отношения с сыном, поддерживать его интерес к жизни, при всем при этом требовалось так же посещать и работу и не забывать о дочери и жене. Между всем этими делами он каким-то неведомым образом умудрялся выкроить время прочитать литературу по психологии, психиатрии, фармакологии и прочих гримуарах о работе серого вещества.
Каждые несколько недель он тестировал на сыне новые препараты. Результат в среднем должен был проявиться от недели до трех. Обычно, уже к концу второй недели было очевидно, что лекарство работает неверно. В таких случаях до конца месяца он больше не давал сыну никаких препаратов для того, чтобы остатки предыдущего смогли целиком выйти из организма и не мешать действию нового препарата.
Сын же тем временем нашел себе и хорошую цель и отличное хобби. Как бы это странно ни было, но он решил научиться рисовать. Какими же кривыми были его первые рисунки. Отсутствовала перспектива, глубина, тени. Но время шло, и он осваивал мастерство рисования все лучше и лучше. Единственное, что он никогда не рисовал – лица людей. Он всем говорил, что так можно украсть душу у человека, и спрятать ее на бумаге. Иногда он придумывал сказку, что художник, рисующий портреты с натуры, забирает часть молодости натурщика себе. Чаще всего после таких рассказов суеверные девушки от него отставали и просили нарисовать не их, а цветы, архитектуру или животных. И только матери он говорил, что лица у него не получаются. А портретистов и без того немало. Рисовать все остальное гораздо интереснее.
Хобби не отнимало много времени. Больше времени он был занят учебой. Формулы, законы, правила, все это чудным образом укладывалось в его голове и раскладывалось по нужным полочкам. Сложнее всего было запомнить формулу, которая отличалась на 1-2 знака. Он постоянно их путал. Потому что одна формула уже лежит записанная на отдельной полке. Потом заносилась вторая, похожая. И чтобы каждую из них доставать быстро и точно требовалось знать все нюансы этой формулы. Вплоть до истории создания. Только тогда она обретала свое, личное место и уже не путалась с похожей.
В таком ритме приходили недели, месяцы и годы. К завершению школы отец уже практически не тестировал никаких лекарств. Он не сдавался, не перестал искать ответ. Но ответ никак не находился. Жена и мать уже свыклась с положением дел и не пыталась расспрашивать ни мужа, ни сына. «Одного поля ягоды, и под пытками не сдадутся» – так она говорила при удобном случае, если кто-то из них умалчивал. И это было верно. Втягивать ее в такое сложное сплетение было весьма опрометчиво. Она всегда была уверена, что «уж врачи то найдут объяснение любой хвори». Она и не знала, насколько глубоко она ошибалась.
***
Школа была закончена с отличием. Учителя на выпускном только и делали, что вспоминали, как в первые годы учебы от этого сорванца не было покоя. То окно разобьёт, то жвачку в волосы закинет, то доску испортит. Шебутной был парень. Не то что сейчас.
С таким дипломом и такими знаниями он мог выбирать любой вуз. И даже не требовалось рассчитывать, смогут ли родители потянуть обучение сына.
– Ну что, отличник, выбрал, чем заниматься будешь? – Спросила его как-то мама за семейным ужином.
– Думаю на программиста идти.
– О, будешь богатым и знаменитым? Может достигнешь прорыва и создашь новый компьютер?
– Ага, летающий – засмеялся он.
Поступить на бесплатное не составило большого труда. Теперь уже новые книги заполонили пространство в комнате. Языки программирования, алгоритмы, даже пособие по микросхемам имелось в наличии. Рисунки в комнате заняли место плакатов. Они вешались поверх изображений певцов и актрис. Даже в этом, казалось бы, нехитром деле он старался выдерживать определенную последовательность. Сначала хотелось заклеить все лица. Но здравый смысл взял вверх.
Каждые выходные он брал карандаши, бумагу и отправлялся рисовать. В парк, на природу, к заброшенным заводам. Утки, собаки, фасады домов. Любой рисунок, который хоть сколько-то мог считаться приличным, занимал свое место на стене. Сначала между плакатами. Потом рисунки загораживали тела, и только через пару лет он смог закрыть лица столь не любимых ему теперь персонажей. Казалось бы, можно было просто снять плакаты. Но он все еще боялся, что хоть кто-то может подумать о его недуге.
Выходные походы за «добычей» нового произведения были его единственными вылазками из дома. Только учеба. Ничего больше. Даже сидя в интернете он отключал все картинки. Только текст. Да, по учебе у него были друзья. Или они считали его своим другом. Но общение было либо на учебе, либо в интернете. Никакого личного контакта. Сколько слухов ходило из-за этой его особенности. Но некоторые девушки и это считали привлекательным. Загадочность – легкий доступ в трусики молодых особ. Но такого никогда не было. Несмотря на то, что остальное тело виделось ему красивым, лицо портило всю картину.
Он так и не переспал ни с одной девушкой. Выступающий наружу шмат мяса, черный, заветренный, будто фарш, забытый кем-то на кухонном столе. Куски срезанной или ободранной кожи, которая уже засохла и только болтается в районе подбородка. Белые фрагменты костей, то и дело торчащие из разных мест. Общую картину дополняли только гнойники, кровавые нарывы, или торчащие ржавые предметы. Иногда были щупальца, иногда куски растений. Но никогда это не было хоть сколько-нибудь возбуждающим. Сложно держать свой член в напряжении, когда такое просит «быть нежнее».
Он продолжал держать обещание данное отцу в первый день возвращения из больницы. «Никто и никогда не должен знать, что ты видишь». Эти слова то и дело всплывали в сознании, когда хотелось с кем-нибудь поговорить по душам.
Однажды сестра зашла к нему с каменным лицом, когда он сидел за столом и заканчивал с рисунком.
– Ты занят? – Спросила она.
– Смотря. Для. Чего.
– Для разговора.
Он отложил карандаш и попытался сделать серьезное лицо. Ужасный вид ее лица с годами перестал его пугать, а теплые отношения, которые они смогли наладить в детстве, продолжали греть его душу.
– Скажи мне, глазастик, что с тобой?
– В каком смысле, что со мной?
– Что-то с тобой не так. Что-то в тебе изменилось.
– Когда?
– В тот день, когда тебя сбила машина.
– Это было тысячу лет назад
– Да, и с тех пор с тобой что-то не так. Я была маленькой и не понимала, что происходит. Но сейчас я уже взрослая. Я не знаю, что, но я чувствую.
Он откинулся на спинку кресла и запрокинул кисти на голову. Как же ему не хватало этих слов. Чтобы кто-то сказал, что чувствует его, знает. Когда учишься годами скрывать свои эмоции, чувства, желания, больше всего хочется, чтобы был человек, который тебя чувствует. И не важно, можешь ли ты поделиться чем-то с таким человеком или нет. От этой мысли на его лице растеклась улыбка. Он был счастлив этому моменту. Моменту единения родственных душ. Он встал с кресла, подошел к ней, и обнял.
– Я знаю, что ты рядом. И когда буду готов – обязательно тебе все расскажу. Хорошо?
– Обещаешь?
Он протянул ей мизинец и сказал:
– Обещаю.
Она зажала его мизинец своим и помахала вверх-вниз.
Открыв дверь, он выпроводил сестру. До самой ночи этот разговор не выходил из его головы. Это был один из немногих дней, когда перед сном на его лице сияла улыбка.
=6=
После окончания учебы сын, едва ли, не первым делом переехал в отдельную квартиру. Мама обещала приходить каждый день, но такое решение мало кого устраивало, кроме ее самой. Сын уезжает из родительского дома не для того, чтобы они приезжали к нему, а для того, чтобы однажды самому стать сильным родителем.
Примерно через полгода дела начали идти в гору. Завершился его первый проект. Заказчики были в восторге. Сразу же поступила уйма предложений от различных компаний, но после такого трудного заказа требовался отдых. Именно для этого было выделено 2 -3 недели «для принятия решения». В это время можно было спокойно посидеть с книгой, так же выбираться по выходным для поиска новых объектов для рисования. Хобби действительно помогало расслабиться.
Звонок разбудил его.
– Привет сынок.
– Здравствуй папа.
– Работаешь?
– Нет, у меня отпуск.
– Отлично. Прокатишься со мной?
– Куда?
– В больницу.
– Пап, я не думаю, что это…
– Мне нужны данные. Не бойся. Все будет хорошо
– Как скажешь. Приезжай через час.
Он положил телефон и лег обратно на кровать закинув руки за голову. Собираться совсем не хотелось. Но решение уже было принято. Обдумывать варианты отхода не имело смысла. Завтрак на скорую руку и свежезаваренный кофе придали сил для дальнейших сборов. Карточки, бумаги, результаты обследований. В тот момент, когда увесистая папка документов была собрана позвонил отец. «Как раз вовремя» – подумал юноша.
Ехали они практически в тишине. Простые вопросы, банальные ответы. Все изменилось только когда они приехали.
– Ты заберешь результаты? – спросил он у отца.
– Разумеется. Мог и не спрашивать.
Ложиться на обследование не хотел ни он сам, ни его отец. Одного дня было достаточно. Мрт, рентген, узи, психиатр со смешной фамилией. Находясь в мрт голову заполняли воспоминания. Каково это было в первый раз. Сейчас уже это все кажется таким обыденным. Ну да, монстры. Да, ужасы. Но они не пытаются его съесть, или превратить в такого же монстра. Мало что изменилось. Даже картинки у врача были почти те же самые. Добавились несколько новых, но принцип был тот же самый.
В кабинет вошел отец.
– Вы скоро?
– Да, мы уже все – ответил врач.
– Сынок подожди меня в машине, – он отдал ключи и сам занял его место.
Сын ничего не ответил, только кивнул головой в знак согласия. Как только он вышел за дверь, врач едва ли не закричал:
– Какого хрена ты делал все эти годы?
– В пинг-понг с ним играл. Что там?
– Прогрессирующая шизофрения. Признаки социопатии. Я настоятельно рекомендую…
– Да, да, – перебил он врача. – Я все знаю. Дай документы.
Психиатр медлил.
– Я…как врач…
– Как врач ты и понятия не имеешь что с ним и как это лечить!
– А ты знаешь?
Отец ничего не ответил. Встал, забрал документы и вышел. Сын уже сидел на пассажирском сидении и что-то разглядывал в телефоне. Мужчина постоял пару минут на улице, покурил и тоже сел в машину.
– Все плохо?
– Ага. Врач настаивает на лечении в стандартной форме.
– Электрошок и мягкие стены?
– Они самые.
– А ты?
– А что я? Вот, – он протянул папку юноше. Тот быстро пролистал и понял, что это очередные результаты. Отец завел машину.
– Пристегни ремень. И убери это в бардачок.
– Спасибо, папа. – Сын потянулся к нему и поцеловал в щеку. Это было первый раз. Первый раз, спустя почти 15 лет. Сын не целовал его с тех пор как случилось трагедия.
До дома доехали быстро и в полной тишине. Каждый думал о своем. Еще пару минут они посидели в тишине около дома.
– Спасибо, пап. Еще раз.
– Береги себя сынок.
– И ты тоже.
Он вышел из машины и поплелся в свою съемную квартиру. Остаток дня он изучал документы, и только под вечер смог отвлечься и немного попить пива.
Следующие несколько дней он только и делал что пил пиво и играл в приставку. Мозгу, чувствам и эмоциям требовалось отдохнуть. Но все изменилось ранним утром субботы. Раздался звонок от сестры.
– Отец умер. Ночью. Сердечный приступ. Похороны через три дня.
– Вечером приеду, – он отложил телефон и заплакал.
Вечером он немного покурил травки. Интересное пристрастие, помогает расслабиться. Только ночью, чтобы можно было смотреть на небо. Именно ради этого была выбрана квартира на последнем этаже.
***
Три дня пролетели мигом. И теперь я стою перед гробом своего отца. Того самого, что научил меня жить среди чудовищ. Но так и не нашёл способ исцелить меня. Я не знаю, что мне делать. Идти в больницу – скажут, что я шизофреник и здравствуйте мягкие стены. Ждать лекарства? Но от кого? Только он знал о всех нюансах. А теперь отца нет. Лекарства нет. Надежды…Нет…