Судья

Я сама детдомовская, и стою в очереди на получение жилья. Работаю официанткой, но зарплата такая смешная, что кое-как нашла один съемный угол на пару с подругой Ниной. Это, наверное, самое убогое общежитие в нашем городке. Довоенное двухэтажное здание, которое скрипит от малейшего дуновения ветра. Здание перепродавалось несколько раз и давно подлежит сносу. Последний хозяин перепланировал дом под общежитие и сдал по сносной цене, главное чтоб не буянили. Старожилы серьезно опасаются, что когда-нибудь кто-то сильно хлопнет дверью, и домик разрушится. Мы заняли две комнаты на верхнем этаже и поняли, что здесь теперь надолго. Во-первых, дешево, а во-вторых, безопасно: все жильцы либо очень одиноки, либо затворники. Мне все-таки изначально дом понравился. Единственное, что раздражало - это постоянный скрип изношенного здания. И стуки, особенно по ночам, словно кто-то ритмично бьет молоточком по стенкам. Старожилы говорили, что уже привыкли к этим стукам, они были тут всегда. Раньше они еще пытались исправить ситуацию, - на чердак лазили и полы вскрывали, но причину так и не нашли.
Это случилось ночью, я пришла с работы, и решила прибраться. Начав мыть полы у себя, продолжила на общей лестничной площадке. То ли усталость, то ли плохое освещение, но оступилась и кубарем полетела вниз. Удар, боль, потеря сознания, мрак, свет. Я очнулась внизу у лестницы, едва встав, вдруг почувствовала дикий страх. Казалось, что слабо освященный коридорчик гудит и вибрирует невидимыми волнами. Пустота коридора и лестницы была как бы обитаема невидимыми сущностями, которые ожили и копошились украдкой по углам. И как оказалось, я не ошиблась. По лестнице стал спускаться размытый образ женщины с безумными глазами и раскрытым ртом. И это что-то потустороннее летело вниз, вытянув длинные руки вперед, а ноги и туловище были такими размытыми, что я видела только безумное лицо и руки. Она кричала:
-Отдайте, моего сына! Отдайте!
Её визг был такой пронзительный, что стены здания задрожали от этого возгласа. Я закрыла уши руками, сжавшись от ужаса. А потом всё исчезло. Она словно прошла сквозь меня. Я в ужасе, стала озираться, как снова почувствовала приближающийся гул. С лестницы вниз спускались они, длинные тени, которые ползли, как ящерицы, но больше были похожи на людей. Они тянулись вниз, протягивая свои длинные руки, и хрипло шептали страшные слова с проклятиями. Они ползли ко мне, но я почему-то сразу поняла, что ищут они кого-то другого. Только я попыталась убежать, как вдруг сзади со спины отчетливо услышала те самые стуки, кто-то шел и постукивал. Тени оживились и в одно мгновение взмыли вверх. Я закричала и кинулась прочь, как позади себя услышала крик:
- Стой, только не беги! Иначе погибнешь.
Я обернулась и обомлела. Передо мной стоял размытый, но видимый образ мужчины в судейской мантии. Он стоял возле стенки и правой рукой бил молоточком по ней. И я вдруг увидела на нем тени, те самые. Они жадно рвали его образ, совали длинные пальцы в рот и глаза. Но проваливались в пустоту. Глаза мужчины выдавали физическую боль от этих действий. Но как призрак мог это чувствовать?
- Обернись, Лидочка, ты сейчас лежишь у лестницы.
Я оглянулась назад… И увидела свое тело лежащее без сознании в внизу.
- Скорей, скорей, подбеги и схвати себя за руку, ты не должна терять связь со своим телом, иначе тебя не спасут.
Я подошла к своему телу и взяла себя за руку. Если бы можно было зарыдать, я бы зарыдала, так хотелось жить. И он словно прочитал мои мысли:
- Не бойся, ты выживешь, ты будешь жить, только держи себя за руку.
Мужчина, продолжая стучать, подошел поближе. Тени сползли вниз и испарились. Я хотела его разглядеть, но не смогла, - он был такой прозрачный. Не выдержав, я спросила:
- Кто вы? И почему вы постоянно стучите молоточком?
- Я душа, обреченная нести здесь свой срок. А то, что ты видела - это фантомы. Они появляются от сильных эмоций и слов. Оживают на секунды и повторяются вновь и вновь, словно дежавю, без логики и разума, только со своими эмоциональными импульсами.
- А они всех так терзают? И меня тоже могут?
- Нет, ты не бойся. Они здесь из-за меня, это мое наказание. Раньше здесь было здание суда, и я здесь работал. Выносил приговоры, и не всегда правильные. А когда умер, то и меня приговорили, тоже назначили свой срок и отправили отбывать сюда, среди фантомов, страданий и боли от моих несправедливых приговоров. Они идут на звук моего молоточка, моя рука вершит мое наказание, она не может не стучать.
- Зачем же Вы выносили не справедливые приговоры?
- Это система, Фемида всегда на службе не у справедливости, а у власти и у тех людей, которые её имеют. Прокурор и судья существуют для того, чтобы у преступления всегда был виновный. Прокурор и прочие по иерархии работают над доказательством вины, дабы у судьи было хорошее основание для обвинительного приговора. Тут главное не то, что подозреваемый виноват, а то, что кто-то должен быть виноватым. И судья, и прокурор, и все остальные, все в общей связке, заинтересованные лишь тем, чтобы к обвинительному приговору не было претензий. И мы друг другу в этом помогаем, мы все повязаны, и обязаны друг другу. Всё в целях своей безопасности, дабы удержаться на своем месте, при своем статусе. Судорожно держимся вместе одной командой, ради того, чтобы всё было максимально гладко, и также друг друга ненавидим, не доверяем и подставляем. А справедливость, страдания простых людей за этой суетой междоусобных интересов и бюрократических правил остается на последнем месте, и за столько лет всё осталось прежним. Я тоже мучился, видя страдание людей, которым выносил несправедливые решения, но я себя оправдывал, называя себя лишь инструментом системы. Что это не мое личное решение и желание, а вердикт системы. Но на самом деле я был даже хуже палача, ведь палач не знает, кто виноват, а кто нет, и он ничего не может изменить, даже если сильно захочет. А я все знал, и мог изменить, пусть и ценой своей должности, но ничего не делал. Оставаясь добровольно в этой порочной системе и держась за свое место, дрожа от страха, чувствуя себя полноценным лишь с приставкой «Ваше честь».
- И долго вам тут ещё страдать?
- Ещё немного, я давно тут обитаю. Но мне повезло, я ещё при жизни много выстрадал и умер мученической смертью. Так что часть грехов искупил ещё человеком. Да и срок мне дали, если сравнивать с другими моими коллегами маленький. Всего-то сто двадцать семь лет. Обычно с таким судейским стажем получают не меньше четырехсот. Но и эти сто двадцать семь лет порядком скосили. Я ведь в жизни был не таким уж плохим. Я людям помогал, держал на содержании несколько бедных семей. Конечно, в этом было много тщеславия, мне нравилось слышать слова благодарности и ощущать повсюду уважение и почет, но, тем не менее, я многим помог, и это засчиталось. Мне осталось здесь семь лет блуждать в мучениях. А теперь я пойду, а то скоро фантомы снова начнут оживать, не хочу тебя пугать. Ты все равно посчитаешь меня за галлюцинацию. Но если захочешь проверить, моя фамилия Шонгуров, судья – Шонгуров.
Он поднялся по лестнице, тихо постукивая по перилам. А я вдруг почувствовала, как меня пронзает ток, и что-то засасывает назад. Боль и снова мрак.
Очнулась уже в больнице. Через две недели меня выписали. И началась обычная жизнь никому ненужной официантки. Я хотела забыть то, что со мной произошло в тот злосчастный день,  как страшный сон, но стуки по ночам напоминали мне о том видении. Я сходила в библиотеку и подняла местный архив. И действительно, нашла в старых записях нашего городка судью по фамилии Шонгуров. Но вскоре об этом забыла, стуки вдруг прекратились, а жизнь закрутилось новыми событиями.
Моя подруга, Нина, забеременела, парень бросил, она хотела сделать аборт, но опоздала. Родила мальчика Петю, и совсем его забросила. Мальчик оказался больным ДЦП. Я очень привязалась к нему. После работы спешила домой, чтобы сменить малышу грязное белье и накормить его. Бедный, он ждал меня часами, одиноко хныкая, его детская кожа хронически прела от испражнений, а он ничего не мог поделать. Петя не ходил и не говорил, только мычал. Его ручки и те не слушались, дергаясь в постоянном треморе. Но я видела по его глазам и реакции, что он всё понимает, и он даже очень умный малыш. Но его мать в это отказывалась верить, считая, что если он умственно отсталый, то ему необязателен круглосуточный уход и присутствие кого-либо. Он же ничего не понимает. Петя не жил, а только мучился. Но я, каким чудом, научила его рисовать и даже писать отдельные слова. У него неплохо получалось, хоть периодически он терял карандаш из-за тремора ручек. Но он писал, и был, обучаем. В шесть лет мальчик внезапно умер. Я пришла с работы и мне сообщили страшную весть, официальный вердикт сердечная недостаточность, которую оказывается, надо было лечить, но Нина о ней умолчала. Петю хоронили всем домом. Когда гробик несли по лестнице, все вдруг услышали давно позабытые стуки. Да-да, те самые: молоточком по дереву. Эти стуки словно провожали нас вниз по лестнице и по коридору, и прекратились навсегда, когда Петю вынесли на улицу. После похорон, перебирая его вещи, я нашла один очень странный и видимо последний рисунок. На нем был изображен судья, а внизу надпись – Спасибо.
Автор Галинадар