Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов.
...Много было жен добродетельных, но ты превзошла их всех.
(«Эшет хаиль[1]», Книга Притч Соломоновых 31)
Я рассматриваю фотографии с хасидской свадьбы — их прислала мне мама невесты, моя коллега. На фотографиях смущенная хорошенькая невеста смеется, окруженная родней. В семье там одиннадцать детей. Двое женатых старших братьев с гордостью демонстрируют нарядных малышей, рядом жены в красиво уложенных париках. Невеста тоже в парике — на свадьбе она считается уже замужней. Тонкое лицо светится строгой красотой. Не всем идут парики, но невестам обычно идут.
Хасиды — закрытая еврейская община, живущая по строгим традициям восемнадцатого века. Мужчины учат Тору в ешивах[2], женщины воспитывают детей. Учатся мальчики с девочками раздельно и не пересекаются нигде. Когда они подрастают, им подыскивают пару при помощи «шидуха» — сватовства. Пара знакомится, встречается пару раз и, если все в порядке, считается помолвленной. Между помолвкой и свадьбой проходит примерно год, в течение которого жених с невестой не общаются. Поженятся, тогда и знакомятся потихоньку. Лучше всего узнаешь человека, когда родишь с ним нескольких детей. А тех, с кем у тебя нет детей, зачем их знать?
Препоясывает силою чресла свои и укрепляет мышцы свои.
Она чувствует, что занятие ее хорошо, и светильник ее не гаснет и ночью.
И вот старшая дочка моей коллеги едет в Америку на лето, вожатой в хасидский лагерь. Дочку зовут Ита, дома ее называют Итка-бандитка, ей семнадцать лет, и она давно мечтала съездить одна за границу. Разумеется, у нее в группе только девочки, в лагере только девочки, да и во всем городе только де… Стоп.
Лето, солнце, жара, одной из маленьких воспитанниц становится плохо, приезжает скорая помощь, с ней молодой парамедик в черной кипе — еврейский волонтер из Франции, Джонатан. Девочку забирают в больницу, вожатая Итка-бандитка едет с ней, никто не знает, что там дальше произошло, но через месяц дочка пишет маме письмо: «Дорогая мама! Либо я выйду замуж за Джонатана, либо я вообще никогда не выйду замуж, не вернусь из Америки, не буду поддерживать с вами отношения и перестану соблюдать субботу, не дай Бог. Целую, ваша Ита».
Глава семейства, почтенный хасид, отец одиннадцати детей, читает молитву «Не убоюсь» и едет в США. Встречается с дочкой, ведет с ней долгие разговоры, и возвращаются они уже вдвоем. Точнее, втроем, потому что Джонатан едет вслед за ними. Явочным порядком делает алию[3] и идет учить Тору в соседней ешиве.
Община ходит ходуном, соседи качают головами, ребецин[4] поджала губы, бабушка слегла с инфарктом, прабабушке не рассказали, но мама говорит: либо мы ее выдадим замуж как человека, и она будет жить как человек, либо мы ее отвергнем, и она будет жить как попало. Она моя дочь, и я ее люблю.
[subscribe value="Подписаться на журнал"]
Она моя дочь, и я ее люблю, соглашается отец, но это же скандал!
Скандал, соглашается мама. Но она моя дочь, и я ее люблю.
Уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка.
Она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей.
Община встала на дыбы, но свадьбу провели. Невеста надела парик, накупила религиозной литературы и вроде как успокоилась. Муж, Джонатан, стал в ешиве на очень хорошем счету.
Впрочем, это все еще Итка-бандитка. У нее все не как у людей. Парик длиннее, чем надо, рукава короче, чем следует, платья ярче, чем принято, — в общем, ничего «такого», но в целом вид довольно вызывающий. Джонатан не против, соседки косятся, сестры любят такой как есть, мама вздыхает.
Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся.
Не боится стужи для семьи своей, потому что вся ее семья одета в двойные одежды.
Приходит время выдать замуж следующую дочь. Чин-чином, шидух, достойный жених, год ожидания, свадьба на восемьсот человек, сам ребе приехал, невеста в закрытом и белом. А Итка как раз из Франции привозит вечернее платье. В нем и идет на свадьбу сестры.
Когда мама невесты на свадьбе видит старшую дочь, ей на секунду становится нехорошо. Французское платье с коротким рукавом, отлично сшитое по фигуре, выглядит удручающе не хасидским. Как и длинный светлый парик.
Но мама молчит: она моя дочь, и я ее люблю.
Итка картинно разворачивается, и мама видит своего ребенка сзади. А сзади на платье глубокий вырез.
Хасидская свадьба! Сам ребе приехал! Все рукава длинные, все костюмы черные, все платья одинакового образца. Община, ешива, соседи, ребецин! Вся репутация семьи. А у бабушки, между прочим, один инфаркт уже был.
Крепость и красота — одежда ее, и весело смотрит она на будущее.
— Ита, — говорит мама строго, — ты моя дочь, и я тебя люблю. Что это за вырез на спине?
— Мама, — отвечает ей Итка, — я специально надела длинный парик, думала, он прикроет вырез. И только сейчас заметила, что они буквально парой сантиметров разошлись…
Голос у нее, надо сказать, виноватый. Самый непримиримый бунтовщик умеет почуять, когда на самом деле пахнет жареным.
Мама мысленно читает молитву «Не убоюсь», берет телефон и набирает номер бабушки.
— Има[5], — говорит она почтенной старушке, у которой один инфаркт уже был. — Ты выехала из дома? Пожалуйста, вернись назад домой. Возьми из своего шкафа какую-нибудь светлую футболку. Привези мне сюда и не задавай вопросов.
Итка легко соглашается поддеть под вырез светлую футболку. Ей, в общем, ясно, что не стоит французским шиком портить репутацию сестры, за которой идут еще пять сестер, которых тоже надо выдать замуж. Но тут обнаруживается конфуз.
Бабушкина футболка, как и вся бабушкина одежда, — с длинным рукавом. А вечернее платье — с коротким. Ну как «коротким», выше локтя. Для хасидской женщины, считай, вообще без рукавов. А на торчащие из-под дорогого шелка белые хлопчатобумажные рукава Итка не готова наотрез. Не нужно ей никакой футболки, она пойдет как есть.
Уста свои открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке ее.
Даже в этот момент ее мама не душит любимую дочь. Вместо этого посылает в зал торжеств одну из девчонок, с приказом срочно достать ножницы. Хоть из-под земли.
До хупы[6] остается пятнадцать минут. Восемьсот гостей гуляют в зале торжеств, ребе благословляет мужчин, счастливая невеста принимает поздравления от женщин. Отец, бок о бок с женихом, читает молитву «Не убоюсь». А в женском туалете, запертом на ключ, стоит мама невесты со своим непокорным ребенком и офисными ножницами для бумаги режет на ребенке футболку — так, чтобы белый хлопок не торчал из-под коротких рукавов.
Я рассматриваю фотографии со свадьбы: смущенная хорошенькая невеста смеется, окруженная родней. С одной стороны ее обнимает разрумянившаяся мама в чуть сбитом парике, с другой сияющая старшая сестра в нарядном платье. Выреза не видно, но он есть. Руки у мамы дрожат, но этого не заметно. Братья, невестки, племянники-малыши. Горделиво стоит Джонатан, получивший благословение ребе. Итка-бандитка чуть прикрывает ладонью намечающийся живот.
Кто найдет драгоценную жену? Цена ее выше жемчугов.
Много было жен добродетельных, но ты превзошла их всех.
Журнал «Психология эффективной жизни» со статьей Виктории Райхер и другими интересными статьями придет вам на почту 30 января — подпишитесь одной кнопкой, это бесплатно.
[1] Эшет хаиль (ивр.) — жена добродетельная (доблестная, драгоценная).
[2] Ешива (ивр.) — высшая талмудическая школа.
[3] Алия (ивр.) — буквально «подъем», «восхождение» — репатриация евреев в государство Израиль.
[4] Ребецин (идиш) — жена ребе, т. е. раввина.
[5] Има (ивр.) — мама.
[6] Ху́па́ (ивр.) — балдахин, под которым еврейская пара стоит во время церемонии бракосочетания, а также сама эта церемония.