Расих Ханнанов
СМЕРТЬ стоит у изголовья. Я чувствую ее, каждый вздох сжимают ее беспощадные руки, сознание туманится, перехватывает горло. Я стискиваю зубы: врешь, не возьмешь, проклятая! Собрав все силы, сжимаю пальцы в кулак так, что ногти впиваются в ладони, стараюсь унять дрожь, поднимающуюся с ног. Но она не подчиняется моей воле, усиливается, добирается до головы — перестав чувствовать обжигающую боль в области сердца, лечу в бесконечную пропасть. Когда человек переступает грань, за которой кончается боль — появляется ощущение радости. На душе — легкость, хочется летать и летать, обнимая эту голубую бесконечность.
Но вот голубизна начинает густеть и превращаться в белесый туман. В ушах, доносясь откуда-то из-под земли, слышится голос:
— Кровяное давление падает.
— Пульс прерывистый...
Значит, я в больнице. Пытаюсь открыть глаза. Но ресницы словно смерзлись. Новая попытка — нет, не получается. Надо еще раз... Наконец ресницы отклеиваются друг от друга. В глаза так, что боль пронзает мозг, бьет яркий свет.
— Пришел в сознание! — Слова, произнесенные мягким голосом, заставляют вздрогнуть. Я ищу того, кому принадлежит голос. Вот она, белесая тень. Рядом — еще силуэт. Да их несколько, оказывается. И качаются, как на волнах. Кружится голова, тошнит, я снова начинаю парить в невесомой голубизне. Лечу — и передо мной возникает чья-то фигура, напоминающая пугало. У нее нет лица, она какая-то бесцветная. Я вдруг понимаю, что это — смерть.
— Сгинь, проклятая! — яростно кричу я.
А пугало смеется:
— За твоей душой пришла.
— Попробуй только! Если сможешь.
— Как ни бейся — не уйдешь от меня. Я не знаю, что такое жалость.
— Я тебя не боюсь!
— Ну что ты бредишь, дурачок? Передо мной бессильны даже те, чьего ногтя ты не стоишь. Судьбы у всех одинаковы. Лишь я бессмертна.
— Погоди, скоро тебе укоротят руки.
— Глупец ты, глупец! Ты, как и другие, живешь самообманом. Пока ты жив, есть те, кто почитает, уважает тебя. А умрешь
— никто и не подойдет к твоим останкам, даже родные побрезгуют. Этот мертвящий холод ваших душ перетек в меня саму. Оттого я так немилосердна. У меня тоже есть своя честь.
— Если бы у тебя она была, ты бы не уводила с собой хороших людей, а очищала бы мир от сволочей.
— А ты считаешь себя хорошим человеком?
— Это неважно. Только знай одно: я преклоняюсь перед жизнью. Пока жива во мне последняя клеточка, буду драться с тобой. Так что не надейся на легкую победу...
Смерть молчит. И вдруг исчезает в ярких потоках света. Сознание яснеет. Весь в поту, открываю глаза. Передо мной — молоденькая девушка. В руке ее шприц. Палата залита ослепительным светом. Начинаю различать еще несколько фигур. Они в молочно-белых халатах. Одна из них нагибается ко мне и начинает выслушивать мою грудь.
— Ну, парень, в рубашке родился. — Она трогает тонкие резиновые шланги на руке.
— Сестра, побудьте здесь, пока не кончится лекарство в капельнице.
Синеглазая девушка — прямо ангел с трепещущими крыльями! — заботливо поправляет изголовье, грелки на ногах. Сама улыбается, ямочки на щеках. В глазах — слезы.
— Плакали?
— От радости. А испугалась сначала как!
— За каждого так переживаете?
— Н-нет... — Девушка отворачивается. — Вам нельзя разговаривать, лежите спокойно...
Я смотрю в окно. Все ново и радостно для меня — и ясное небо в деревянной раме, и носящиеся друг за другом воробьи среди голых веток. Мир так прекрасен, что невозможно наглядеться. И удивительно, почему я эту красоту не замечал раньше каждый день?