Чем хуже дела, тем больше вариантов патриотизма. Казённый, воинственный, живой, жертвенный, дистанционный… И за каждым — бессилие. Сильный — молчит.
…«плохая страна», «худая демократия», и в итоге: «Я уезжаю. Я хочу жить в нормальной стране, где порядок и где мой голос что-то решает!». Бог с ним с порядком. Что решает? О чём ты, мой ласковый и нежный эмигрант? Европа, которая ждёт рус эмигрант, чтоб его евразийский голос что-то решал в её готической архитектуре? В этой теме настолько всё понятно, что не надо даже приписывать «ха-ха».
Но не всяк гнусен, кто уехал. Личные обстоятельства — вещь серьёзная, требует решений. В пику лишь тем, кто оставшихся АйТи-поливает из помойного ведра критических независимых суждений. Подбирая этим оставшимся в своей стране эпитеты не иные, как «быдло, стадо, подданные». А «быдло» («Водку жрать и материться — вот ваша нравственность!») остаётся там, где
«Хоть мгновенье ещё постою
на краю...»,
где пока ещё не надо объяснять, кто такой Богатырёв Юрий (да, да, тот самый «чекист, чекист»… и его неповторимый напев «Здравствуй, радость, жизнь моя, знать уедешь без меня...», как тихий гимн жизнеутверждающей тоске), где Цой похоронен…
А тот, который уехал и из-за границы айтявкает комментариями и постами, купит, наверное, как-нибудь российский тур, съездит на могилу к Цою, цветы принесёт, постоит трепетно. Потом будет бросать нам укором: «Ну, и толку, что вы здесь живёте? В норах своих сидите, цветов к могилам поэтов не возите. Ну, и зачем вам ваша родина?». А мы промолчим из священного презрения, — а он уедет в свой ювенально-толерантный комфорт, будет, может, иногда слушать о Троллейбусе, Который Идёт На Восток… как любую другую африканскую экзотику, — а мы останемся, раскритикованные. На территории, где Цой — не экзотика, а повседневность. Как солнце в небе.
