Одной из основных мишеней Белинского было «торговое направление», известный триумвират в журналистике: «сквернавцы и плюгавцы» О.И. Сенковский, Ф.В. Булгарин и Н.И. Греч — люди более чем прагматичные, воспринимавшие литературу с цинизмом карикатурного капиталиста, к тому же связанные с Третьим Отделением. В конце 1830-х годов к ним примкнул и Н.А. Полевой, ранее известный редакторством «Московского телеграфа». Поначалу Белинский хорошо относился к Полевому, его журнал он «читал, перечитывал… воспитывая себя его идеями», и предательства бывшего учителя, перешедшего к врагам — продажным издателям и идеологам официального патриотизма, — простить не мог.
Каждое упоминание Полевого в письмах Белинского неизменно сопровождается потоком брани:
«Если бы я мог раздавить моею ногою Полевого, как гадину, — я не сделал бы этого только потому, что не захотел бы запачкать подошвы моего сапога. Это мерзавец, подлец первой степени: он друг Булгарина… бессовестный плут, завистник, низкопоклонник, дюжинный писака, покровитель посредственности, враг всего живого, талантливого. Знаю, что когда-то он имел значение, уважаю его за прежнее, но теперь — что он делает теперь? — пишет навыворот по-телеграфски, проповедует ту расейскую действительность, которую так энергически некогда преследовал… для меня уже смешно, жалко и позорно видеть его фарисейско-патриотические, предательские драмы народные… его дружба с подлецами, доносчиками, фискалами, площадными писаками, от которых гибнет наша литература, страждут истинные таланты и лишено силы все благородное и честное, — нет, брат, если я встречусь с Полевым на том свете, и там отворочусь от него, если только не наплюю ему в рожу. Личных врагов прощу, с Булгариным скорее обнимусь, чем подам ему руку от души».
А вот о другом «участнике» триумвирата — Н.И. Грече:
«О Боткин, если бы ты знал хоть приблизительно, что такое Греч: ведь это апотеоз расейской действительности, это литературный Ванька-Каин, это человек, способный зарезать отца родного и потом плакать публично над его гробом, способный вывести на площадь родную дочь и торговать ею (если б литературные ресурсы кончились и других не было), это грязь, подлость, предательство, фискальство, принявшие человеческий образ… Нет, я одного страстно желаю в отношении к нему: чтоб он валялся у меня в ногах, а я каблуком сапога размозжил бы его иссохшую, фарисейскую, желтую физиономию. Будь у меня 10 000 рублей денег — я имел бы полную возможность выполнить эту процессию»
Наибольший объем нецензурной брани в письмах получили славянофилы (которых Белинский чаще называл «славенопердами»), к которым он причислял весь «онанистический» журнал «Москвитянин». Надо отметить, что к концу своей трагически короткой жизни Белинский к враждебной славянофильской партии стал относиться мягче, ее названия уже не искажал и в письмах удивленно признавался, что сам не настолько далек от нее, как думал раньше, и что среди славянофилов есть разумные и приличные люди.
Немало досталось и Н.В. Гоголю за его «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847) и проповедь социального консерватизма. Чуть позже Белинский, как известно, напишет свое открытое «Письмо к Гоголю», а пока в письме к тому же другу Боткину он находит свое объяснение этому «падению» писателя: «Читал ли ты „Переписку” Гоголя? Если нет, прочти. Это любопытно и даже назидательно: можно увидеть, до чего доводит и гениального человека онанизм».
Заодно снова досталось и славянофилам, поначалу принявших «Выбранные места…» с радостью, а затем в них усомнившихся.
«А славеноперды московские напрасно на него сердятся. Им бы вспомнить пословицу: „Неча на зеркало пенять, коли рожа крива”. Они подлецы и трусы, люди неконсеквентные (т.е. непоследовательные — С.В.), боящиеся крайних выводов собственного учения; а он человек храбрый, которому нечего терять, ибо все из себя вытряс…».
Еще одним литератором, имевшим сомнительную честь попасть под горячую руку Белинского, был Тарас Шевченко.
«Вера делает чудеса — творит людей из ослов и дубин, стало быть, она может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы. Но здравый смысл в Шевченке должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хохлацкому. Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля — один на государя императора, другой — на государыню императрицу...
Шевченку послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам. Это враги всякого успеха. Своими дерзкими глупостями они раздражают правительство, делают его подозрительным, готовым видеть бунт там, где нет ничего ровно, и вызывают меры крутые и гибельные для литературы и просвещения»
Справедливости ради надо сказать, что Белинскому не угодила не только «малороссийская», но и вообще все нации. Так, описывая французских романистов и положительно характеризуя лишь Жорж Санд, он ополчился на Александра Дюма:
«А ведь, кроме G. Sande, право, некого у них теперь читать. Все пошлецы страшные. Я уж не говорю о… А. Дюма: это сквернавец и пошлец, Булгарин по благородству инстинктов и убеждений, а по таланту — у него, действительно, есть талант, против этого я ни слова, но талант, который относится к искусству и литературе точно так же, как талант канатного плясуна или наездницы из труппы Франкони относится к сценическому искусству»