Найти тему
Человек в декрете

Тирания заботой

Свекровь работала сутки через трое и, отоспавшись, два дня подряд ходила к сыну помогать по хозяйству. Невестка едва справлялась с беспокойной пятимесячной малышкой, и вторая мама, не чураясь этой роли, стирала, убирала и готовила. То есть сохранила за собой прежнее положение матери в новой, новообразовавшейся семье.
      - Анюта, вы спите?
      - Спим, - недовольно зашептала Анюта. - Только на руках. Кладу в кроватку — просыпается.
      - Ну ничего, скоро будет спать, потерпи... Ты не могла бы покачать её на кухне? А я здесь влажную уборочку...
      - Не надо, Анна Михайловна. Миша придёт — уберёт.
      - Ну, как это Миша? Уставший с работы — и убирать? Лучше я.
      Аня, только чтобы прервать спор, вышла. На кухне кипел бульон — душно, и она ушла со спящим ребёнком в ванную. На порожке подвернула ступню — не больно, но чуть не выронила малышку: «Чтоб ты... провалилась со своей помощью».
       …

Раздался звонок в дверь. Анна Михайловна рванулась встречать сына, заградив собой дорогу невестке. В узком коридорчике было не разойтись — Анюта ушла с дочуркой обратно в комнату. Из прихожей доносились чмоки поцелуев:
      - Здравствуй, Мишатка! Ой, какой мокрый! Вспотел весь — жарко на улице? Ну иди сразу в ванну. А я соус сварила, с гречневыми клёцками — как ты любишь. Иди, иди, мойся, а я на стол поставлю. - И заглянула по пути в комнату. - Тебе налить, Анечка?
      - Нет.
      - Ну, как это «нет»... Я налью немного — тебе кушать надо. Ты же мать.
      Голова матери исчезла из дверей, и следом вошёл муж к жене и дочке. Поцеловал обеих — дочку в лобик, свою Анюту в губы.
      - И правда, солёный весь от пота. Помойся, Миша.
      - Сейчас... А ты чего, опять недовольная? Люська кричит?
      - Люська-то кричит, от этого никуда не деться. А вот мама твоя...
      - А что, мама? Поссорились?
      - Да нет... Что она ходит всё время? Хозяйничает здесь, как у себя дома.
      - Анютка, милая. Она же помогает. Ну, как ты одна? Тебе только с Люськой возни — по полной... Не бузи, ладно?
      - «Не бузи» - легко сказать!.. Думаешь, об этом девушки мечтают, когда замуж идут?
     - А о чём девушки мечтают? - приподняв одну бровь и заигрывая, муж крепко прижал к себе свою Анютку. Дочурка оказалась между ними.
      - Осторожно, дитя раздавишь. И правда, Миша, ты грязнючий. Иди помойся и поскорее поешь. А то твоя мамаша, пока не убедится, что её Мишатка — сыт, ни за что отсюда не уедет...
      Когда Люсе исполнилось полгодика, Анна Михайловна, торжественно поздравив внучку очередным нарядом с рюшками, не менее торжественно объявила, что едет на море на две недели — она это заслужила. Эффект неожиданности, видимо спланированный, сработал — Анюта впала в шок:
      - Как же я одна?! Я с Люськой-то еле-еле успеваю... Вон зубы полезли — какать стала часто, только сегодня я её четыре раза подмывала... когда ж я с остальным всем буду разбираться?
      - Ничего, Ань. Пусть мама едет — ей, действительно, надо отдохнуть.
      - «Отдохнуть»? Миша, я загнусь здесь!
     - Не загнёшься. В крайнем случае, будешь только Люськой заниматься, как и занималась. А я, что успею, - по дому сделаю...
      Анны Михайловны не было две недели и один день. Отоспавшись, она, как всегда, пришла на хозяйство.
      - Здравствуй, Анечка.
      - Здравствуйте, Анна Михална.
      - Ну что, наша Люсенька? Кричать продолжаем? У-тю-тюшки, моя кисонька, бабушка по тебе соскучилась. Иди к бабе...
      - Да нет, - отозвалась Аня, когда тирада закончилась, - получше стало. Как первая пара зубов вылезла, так по часу — по полтора стала спать в кроватке.
      - Ай, ты моя хорошая. Ну иди, иди к маме. А бабушке надо хозяйствовать — папка с работы голодный придёт.
     Аня нарочно молчала. Анна Михайловна прошла на кухню и встала как вкопанная ещё на порожке — уловила предательский запах сготовленного ужина. Неверным шагом подошла к плите:
      - А это... что?
      - Борщ.
    - Ты что, сготовила? А как же... - и она, уже с подозрением, вернулась в коридор и прошла в ванную. Подозрение подтвердилось — грязного белья в корзине не было. Лишь одно маленькое одинокое полотенчико издевательски валялось на самом дне. Ошарашенная, горько обиженная, Анна Михайловна повернулась к невестке, как к врагу (с которым нельзя справиться, но которого можно тихо ненавидеть):
     - Небось, и полы помыла?
     - Да, протёрла... пока Люся новой погремушкой увлеклась.
    - Так вот, значит, как ты со мной поступаешь. Решила меня от сына совсем отрезать? Мол, вырастила — спасибо, и отвали. Так, значит?
     - Нет, не так. У вас дома — он и теперь сын. Кормите, лелейте, стирайте... хоть спать укладывайте. А здесь он — отец и муж! В нашем доме — я стираю, убираю и готовлю. Это моя привилегия.
     - Неблагодарная. Так ты за добро моё. Ну ладно, аукнется тебе ещё.
     Анна Михайловна покачала головой, как школьный учитель досадует на шаловливых деток, сбивчиво засунула ноги в туфли как в тапки, - не застёгивая ремешков, и вышла из квартиры, оставив дверь нараспашку...