Это было весной 1985 или 1987 года, я уже и не помню. Раз в два года, в мае, мама привычно везла меня на курорт, лечиться кавказскими водами. Раз уж ей достался чахлый ребенок, она делала, что могла, покупая из экономии курсовку, по которой мы лечились и столовались в каком-нибудь профилактории Железноводска.
Жили мы всегда в частном секторе, среди толп таких же отдыхающих со всего Советского Союза. Комната доставалась далеко не всегда, чаще это была просто кровать, где мы с мамой спали вдвоем, слушая по ночам выдохи и вдохи примерно 10-15 человек на соседних койках.
И все же это было здорово. Щедрое кавказское солнце поливало, что есть мочи, нагревая камни и бронзовые части фонтанов. А в тенистых аллеях у подножия горы Железной всегда царила прохлада и полумрак. После дождя на дорожки терренкуров выползали толстые дождевые черви, на которых лениво охотились местные кошки, во множестве проживавшие в частном секторе.
Из того года я запомнила высокую, красивую женщину лет тридцати с непроницаемым лицом, с которой мы часто встречались в столовой. Она была еще молода, но мне в мои семь лет она казалась очень взрослой. У нее были длинные кудрявые волосы, ложившиеся мягкой волной, и такие же длинные глаза, холодно блестевшие из-под ресниц. Она ни с кем не общалась в столовой – съедала свой обед, потом расстилала на стол салфетку и собирала туда все мясные объедки с близлежащих столов. Мне это показалось очень странным.
Остальные тетки из столовой ее почему-то ненавидели. Красивая и молчаливая женщина вызывала у них острые приступы ненависти, которые они изливали друг на друга, бесцеремонно подсаживаясь за чужие столики.
- Видели, опять потащила… - я не успела сообразить, откуда взялась эта тетушка, а она уже тараторила, схватив маму за локоть. – Делать ей нечего. Сразу видно, мужика у нее нет и никому она не нужна. Что еще остается…
Мама подавилась котлетой и неожиданно промолчала. На выходе из столовой она объяснила мне, в чем дело – оказывается, эта женщина кормила кошек возле санатория. Набирала еды и приносила им два раза в день, ходила как на работу.
А они ее ждали. Проходя мимо мавританских башен санатория имени Тельмана, мы видели ее, окруженную множеством кошек, словно плывущую в пестрых волнах. К ней сбегались все – кошки с огромными беременными животами, мордастые коты и голенастые подростки. Женщина сидела на освещенном солнцем камне, смотрела, как они едят, и гладила того, кто под руку подвернется. В тот момент у нее было совсем другое лицо, будто это и не она вовсе, а ее добрая сестра-близнец.
Я повернулась и посмотрела на маму – лицо у той было серьезное и сосредоточенное, а между бровей прорезались две вертикальные черты. Она о чем-то думала, и мысль вызревала в ней медленно, но верно, выплеснувшись вечером на очередную кумушку.
- Да какого черта вы к ней прицепились? Сами-то хоть раз кого-нибудь накормили? Или за копейку готовы с церкви спрыгнуть?!
Громогласный мамин голос покатился по столовой, как шар для боулинга. Тетка испуганно отскочила, а мама промаршировала к той самой женщине и четко изложила ей, что полностью согласна с ее позицией, и тоже будет кормить котов. Воцарилась тишина. Женщина встала, вздохнула, свернула свой платочек, и, не удостоив маму ни взглядом, ни словом, пошла на выход.
Я притихла. Мама нахмурилась:
- Она и правда с придурью.
Видно, что ее это задело, но она упрямо расстелила на столе салфетку и стала собирать куриные кости:
- Ничего, мы и сами котов покормим. Жрать им завсегда надо.
С тех пор прошло много лет. Я давно поняла, почему та загадочная женщина не ответила маме, и даже сама не раз побывала на ее месте. И все же мне приятно вспомнить милый курортный городок, пестрых котов и незнакомого хорошего человека из моего детства. И мою маму в дни ее молодости – ее непрошибаемую уверенность в собственной правоте и полную салфетку куриных костей, которую мы каждый день несли котам.
Если вам понравился рассказ, ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал – это помогает продвинуть мои публикации, чтобы люди их видели в ленте.