Крепись, мой друг, здесь я живу в бесправье,
В безвестье изнываю и в глуши,
Терплю насмешки и непониманье,
Обманы, недоверие и ложь.
Здесь я в опале, в ссылке, в заточенье:
Мой Бог, Которому служу я с юных лет,
Здесь свергнут и живёт в подполье сердца,
В глубинных тайниках людской души.
Он терпит то, что должен бы терпеть
Тот, кто над Ним глумится постоянно.
Он — каторжник, Он — мученик любви
И страстотерпец правды глубочайшей,
Не знающий пределов жертв Своих,
Не знающий границ Своим страданьям.
Но кончится власть мира, власть толпы,
Власть всех властей, по миру проходящих,
Погаснут их искусственные лампы
И смолкнут их искусственные крики,
Исчезнут их гримасы и смешки,
И их теоретические бреды —
Их философии и богословья —
Увидятся безумием для тех,
Кто верил им во тьме животной жизни.
Тогда в Тиши естественной и вечной
При свете оживающего Дня,
В Пространстве освящённом, изначальном
Услышат люди Голос Дорогой —
Безмолвия невымышленный Голос,
И ýзрят драгоценный Лик Отца,
Которому служу я всей душой,
Ради Которого терплю всё то,
Чтó может успокоить Его Душу.
И счастлив будет тот, кто Нам служил
В бесславии, терпя для Нас напасти,
Кто Нашей жизнью больше дорожил,
Чем утоленьем своей мелкой страсти.
Тогда поймёт он: всё, что Нам он сделал,
Теперь себе он взять сумеет смело.