Петрович шел к метро. Борода его покрылась инеем и затвердела от замерзшего дыхания. Теперь она и пуховик хрустели почти одинаково. Будили в Петровиче тоску по новеньким пятитысячным купюрам. На карточке оставалось триста семьдесят рублей.
Петрович не был фанатом ходьбы, но еще больше не любил он добираться до метро на автобусе. Все равно выходило то на то. Тридцать минут. Пятнадцать если быстрым шагом или без пробок. Но так хоть покурить можно. В автобусе ехали сослуживицы, а их он за рабочий день насмотрелся. До икоты. Сегодня в цехе так вообще чуть не подрался с новеньким. Хорошо ребята растащили вовремя. Тот мог здорово его отдубасить.
После снегопада машины ехали плотным медленным потоком. Выхлопной дым сносило ветром в сторону и вверх. В свете фар искрили редкие снежинки, бросались под колеса, превращаясь в серое месиво. Пахло керосином, хотя хотелось бы ароматов мандаринов и еловой хвои. Ноги Петровича еле поспевали за его головой, втянутой в старомодный мохеровый шарф. Со стороны он напоминал спешащий в конец предложения знак вопроса. Ему недавно исполнилось двадцать восемь, и он походил на старика.
Петрович шел бойко; обгонял по дороге неповоротливых по зиме пешеходов, иногда даже машины. Вон та розовая Мазда проезжала мимо уже третий раз. За рулем сидели надутые губы и айфон последней модели. Губы что-то возмущенно выговаривали айфону, тот светил голубоватым светом на бледные щеки, слушал рассеянно. Вот двигатель взревел, шины просвистели на мокром асфальте, и красное тело машины растворилось в потоке. Светофор моргнул, еле различимый сквозь паутину веток, глазированных поверху. Темные силуэты у дороги шевельнулись, как марафонцы на старте, а Петрович прибавил шагу. Потом побежал, поскальзываясь и чертыхаясь. Ждать почти три минуты не хотелось. Он успел как раз вовремя, едва не столкнувшись на зебре с мужиком в меховой кепке. Тот тоже спешил, зыркнул злобно на Петровича, шевельнул губами, но ветер унес слова на запад к ощерившемуся пустыми витринами кинотеатру.
Петрович называл это место финальной прямой. Метро отсюда еще не было видно, но тротуар у длинного жилого дома - это все, что разделяло их теперь. Петрович потрогал сквозь подкладку карточку метро в нагрудном кармане, сморгнул снег с ресниц. Узко тут. Метра два с половиной, не больше. Народ идет плотным потоком. В разные стороны, и все по домам. Слева пышный газон, за ним фруктовая лавка, фикспрайс и строительный магазин. Справа облупленная труба на уровне бедра, отделяющая от проезжей части. За ней еще газон с хилыми, словно застывшими в предсмертной агонии деревьями и основная дорога.
- Бесит! - думал Петрович, - Никакого порядка...
Вот идет парень на тонких ножках. Прямо навстречу, по его половине тротуара. В последний момент скручивает плечики, протискивается мимо, шурша курткой. Приходится и Петровичу делать шаг в сторону. Брючина справа шоркает о трубу.
- Бля... А по своей стороне нельзя что-ли идти?
Вот и этот новенький сегодня, сделал что нужно было, а станок не выключил. Что трудно? А когда Петрович указал на ошибку, глаза сощурил, рот скривил, будто на плевок смотрит.
Бесит. И зима тоже. Почему не всегда лето?
Под пуховиком от ходьбы жарко, как в теплице. Петрович дернул молнию, в нос ударил кисловатый запах сырой шерсти. Бесит. Голова совсем заледенела, а телу душно.
Впереди мелькнуло лицо синее от света мобильника. Точеное, как на английской монетке. Надвинутая на лоб вязаная шапочка с помпоном, пуховик огромным одеялом на плечах, пар вырывается отрывисто через аляповато накрашенный рот. Как же раздражают такие! Мало того, что не смотрит, куда прет, так еще и петляет по тротуару. Улыбается. Ну вот, понесло на его сторону. Сапожки такие крохотные. Цок-цок. Семенит ногами, локотки прижаты. А духами уже отсюда пахнуло.
Петрович внутренне сжался, сопротивляясь установкам, вложенным с детства родителями и школой. Прочертил мысленно линию своего движения вперед на несколько метров. Отсюда до припаркованного навечно микроавтобуса.
- Хватит потакать каждому придурку, - подумал, - Почему я вообще должен о них заботиться? Им же пофиг?
На секунду прикрыл глаза, слушая хруст снега под ногами.
И - бум! Впечаталась девушка Петровичу в плечо, вскрикнула от неожиданности. А потом уже сзади, за спиной - пластмассовый шлепок мобильника об асфальт. И - хрясть! Кажется, крышка отвалилась. А может и того хуже.
Петрович даже не дрогнул. Так и пошел вперед, не обернувшись.
Сложно это. Внутри заскулило, запросило остановиться маленькое существо.
- Надо помочь, - стучит пальчиком под ребро, - Хорошо бы извиниться. Жалко ведь...
Бесит.
Сама виновата!
Смотреть надо куда идешь.
Петрович еще ниже опустил голову в шарф. С силой впечатал подошву ботинка в асфальт. И левую.
Раз-два. Три-четыре.
Жжет спину, словно весь город смотрит на него сзади.
Раз-два.
Порицает.
Три-четыре.
Я-то здесь причем?
Не сдержался.
Раз-два-три.
Ускорился.
И все осталось позади. Мир впереди сжался до половинки горошины. А что там в огромной враждебно настроенной полусфере сзади? Плач? Проклятья? Бегущие заступники? Пнут с разбега в спину. Опрокинут. Добьют.
Мимо пролетели заиндевелые прилавки ярмарки выходного дня. Петрович слился с толпой. Спустился по скользким ступеням, толкнул дверь, оглянулся. Подождал темный приближающийся силуэт мужика в шапке, придерживая дверь рукой, зачем-то пропустил его и пошел, сбивая снег с ботинок к турникету.
Петрович думал о конфликте с новеньким. Завтра им работать на одном участке.
Понравилась история? Подпишись!
Если тема интересная - поставь лайк!
Спасибо!