«Большое проявляется в малом» – так можно сформулировать главный структурообразующий принцип романа Йозефа Рота «Марш Радецкого». Благодаря этому принципу писателю удалось органично увязать историю одной семьи с историей Австро-Венгрии и показать, как первая зависит от второй, а вторая – от первой.
Семья, о которой идёт речь – молодой дворянский род Тротта фон Сиполье. Его основателем следует считать капитана Йозефа Тротту – офицера, во время трагической для монархии битвы при Сольферино спасшего жизнь ещё относительно молодому императору Францу Иосифу. До этого – безвестные и безгласные поколения словенских крестьян, не оставивших в книге истории никаких записей о себе. Зато её оставил Йозеф, закрывший императора грудью. Ранение, выздоровление, а затем дворянский титул – барон – и память спасённого монарха, до конца жизни не оставлявшего новых дворян без своей заступнической милости.
В романе мы видим ещё два поколения семьи. Сын героического капитана не пошёл по стопам отца и стал почтенным чиновником – имперско-королевским обер-комиссаром в маленьком моравском городке. По сути, Франц фон Тротта был градоначальником, и считал себя исключительно слугой императора, проводником его власти, одним из многочисленных лучей согревающего Австро-Венгрию монаршьего Солнца. Таким же «помазанником» императора и наместником, каким тот считал себя по отношению к Богу. В «Марше Радецкого», разумеется, нет фразы «вертикаль власти», но это была именно она – вертикальная линия от Бога к императору и затем к главам семейств, добропорядочным подданным, офицерам, чиновникам или крестьянам. От крепости вертикали зависело самочувствие империи и её целостность: если освящённый веками, по сути, до сих пор средневековый уклад сохраняется, значит, империя живёт и сохраняет единство.
Именно поэтому Франц фон Тротта с глубоким недоверием и даже неприязнью относился к явлениям Нового времени, с опозданием, но всё же проникшим в империю – например, к борьбе рабочих за свои права и наций за самоопределение. Эта борьба разрушала порядок и походила на бунт ветвей против ствола могучего векового древа. И, конечно, на восстание повзрослевших детей против отца: Австро-Венгерская империя, какой мы видим её на рубеже веков, по-прежнему глубоко патриархальна в своих устоях и принципах социальной организации. И власть Бога, и власть императора, и тем более власть главы семейства – это отцовская власть, единообразная на разных уровнях (ведь большое проявляет себя в малом).
Возможно, именно поэтому мы очень мало знаем о женщинах рода фон Тротта. Йозефу Роту про них как будто и нечего написать: они тихо делали своё родительское дело и без шума и ропота уходили на тот свет, словно стараясь не мешать мужчинам исполнять свои важнейшие обязанности – не только обеспечивать процветание семьи, но и исполнять долг перед Богом и императором, а главное – заботиться о вопросах чести. Ведь нет более мужского понятия, чем честь.
И всё же где-то внутри имперского организма шёл процесс гниения: ветра современности задували через уже не такую плотную завесу отдельности этого патриархального мира. Борьба многочисленных народов за свою независимость – лишь одно из проявлений этого гниения. Вероятно сама постановка таких целей, как самоопределение наций, стала возможной потому, что железный скелет империи несколько проржавел от времени – накопилась «усталость металла», и всем основным конструктивным элементам системы стало вдруг трудно исполнять свою роль. Плечи от поколения к поколению становились слабее для тяжести вертикали, достающей до самого неба.
Роды прерываются, когда рождаются слабые наследники. Не физически слабые, разумеется, хотя возможно и это. «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя. Богатыри – не вы». Единственный представитель третьего поколения семьи Тротта – Карл Йозеф – был не богатырь. Его, как деда, отдали в офицеры, но он не ощущал в себе присущей бравому капитану отваги. Его недолгая история, хотя и занимающая большую часть книги, – по сути, история падения. Не слишком быстрого – заступничество императора, не забывшего об услуге ценою в жизнь, пока ещё спасало. Но финал предсказуем. Сначала добровольный перевод из кавалерии в пехоту, сопровождаемый переездом в маленькую военную часть на границе Австро-Венгрии и России. Затем пьянство, азартные игры и их неизбежное следствие – долги. Здесь же – неудачная влюблённость в изрядно распутную вдову (кстати, его первая влюблённость была в замужнюю девушку – до кротости мамы и бабушки женщинам Карла-Йозефа было далеко – тоже примета времени). В итоге – рапорт об уходе из армии.
Так бы, может, и закончилась жизнь бывшего офицера – стал бы маленьким человеком, освоил профессию и жил неприметной жизнью рядового подданного в глухом углу империи. Но случилась война. Началась она, как и многие великие события, символично: старый Франц-Иосиф потерял наследника престола – своего племянника эрцгерцога Франца Фердинанда. Этот удар по «вертикали» нанесли в Сараево, орудием выступил член националистической боснийской организации. Стало быть, всему виной – та самая национально-освободительная борьба, раздиравшая империю на части. Ветви побеждали свой ствол, до последнего не желавший их отпускать и даже упорно стремившийся обрасти новыми: подчинение Сербии, захват Боснии и Герцеговины, вечные склоки с Россией из-за влияния на Балканах. Вот и большая война пришла с этого фланга, и Россия оказалась на противоположной стороне. Кстати, вместе с французами, некогда своим выстрелом у ломбардской деревни Сольферино возвысившими онемеченных словенцев Тротта.
Последнего же словенского барона убили именно русские. Почти сразу, в первые недели войны, на которую Карл Йозеф, забрав рапорт об увольнении, всё-таки пошёл. Остаться в стороне не позволили долг перед Богом и императором, честь и достоинство дворянина – забытые нынче понятия, встречаемые почти с ожесточением. Но вместе с тем и отсутствие тяги к жизни, равнодушие к смерти и даже смутное стремление к ней. Может, поэтому убит Карл Йозеф был не героически: пошёл по насквозь простреливаемой территории набрать воды в колодце. Безрассудство часто спутник храбрости, но не в этом случае: здесь безрассудство было лишь следствием чувства обречённости, неизбежного распада всего привычного, его изжития. И ощущения собственной неприспособленности к новой жизни, маячившей где-то впереди.
Отец фон Тротта ненадолго пережил своего наследника, как и старенький император Франц Иосиф – своего. А их обоих ненадолго пережила Австрийская империя. Война пронеслась по «лесу» разрушительным вихрем, оставив множество «стволов» оголившимися, а некоторые и вовсе сломленными. Последствия поражения для Австро-Венгрии были ненамного легче германских, хотя говорят о них реже. Главный итог – Австрия осталась одна, окружённая опьянёнными успехом молодыми европейскими государствами. Никаких вертикалей, подпирающих небо, у неё больше не было. Слом патриархальности – это всегда обмирщение и профанация всех сторон жизни. А мечта о сильной отцовской руке, ставящей расшалившихся детей на их освящённое вековым законом место, если и сохраняется, то где-то в тайниках общественного сознания, куда ссылают объявленные устаревшими и почти стыдными идеи.
Современная Австрия – это тоже ветвь, а не ствол. До неба, сидя на ней, не дотронешься. Хотя «Марш Радецкого» Иоганна Штрауса-отца в Вене по-прежнему звучит.