В яростных спорах последних двух десятилетий, развернувшихся вокруг варяжской теории формирования русского народа, камнем преткновения является сам факт прихода к славянам Рюрика с братьями. От полного принятия цивилизаторской роли скандинавов до её безусловного отрицания – мнения зачастую абсолютно противоположные и зависящие не столько от стремления к истине, сколько от представлений дискутирующих о маркерах этнического статуса и значимости.
Между тем, в истории появления шведов в Новгороде есть реальная проблема, нуждающаяся в корректном решении. После попыток установления власти над некоторыми землями Новгорода (в 850 году), скандинавские роуси-русы были изгнаны, но вскоре вновь призваны в буквальном смысле для наведения порядка: «Реша Руси Чудь, и Словени, и Кривичи и все: земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет; да пойдите княжить и владеть нами». Карамзин по этому поводу пишет: «Славяне, утомленные внутренними раздорами, в 862 году снова призвали к себе трех братьев Варяжских, от племени Русского, которые сделались первыми Властителями в нашем древнем отечестве и по которым оно стало именоваться Русью».
Увлекшись баталиями по поводу государственной состоятельности-несостоятельности славян, многочисленные комментаторы оставили без внимания, по сути, главное утверждение Карамзина – о происхождении наименования «Русь». Ведь приглашение на престол – вещь достаточно частая в истории монархий, феодальных и потестарных сообществ, в нём ничего такого нет. А вот нисходящая передача этнонима, когда крохотная чужеродная элитарная часть распространяет своё имя на всю массу населения – явление уникальное. Во всяком случае, примеры социетального воздействия подобного типа в истории человечества крайне редки. Да, дунайские славяне стали болгарами, но ведь Аспарух привёл с собой не горстку воинов, а целый народ, со своим укладом и сложившимися институтами жизнедеятельности. Во всех других случаях англо-саксы, как правило, не желают становиться норманнами, а китайцы – монголами и маньчжурами.
Указание на то, что переселение скандинавов не ограничивалось несколькими десятками человек в летописях присутствует: «И выбрали трёх братьев с родами своими, и взяли с собой всю Русь и пришли. Старший Рюрик сел в Новгороде, а другой Синеус на Белоозере, а третий в Изборске – Трувор. И от тех Варяг прозвалась Русская земля». Но, как мы можем видеть, всей «Руси» и «родов своих» хватило, чтобы «сесть» в трёх городах.
Этого слишком мало, чтобы вся масса восточных славян начала называться «русью» или «русами» – ведь на западе эти земли были известны как «Гардарика» – «Страна городов». Элементарный здравый смысл подсказывает, что численность местного населения могла измеряться, как минимум сотнями и сотнями тысяч человек, ещё более вероятно – миллионами.
Придётся признать, что помимо экзоэтнонима «русь», «русские» скандинавского происхождения, существовал некий альтернативный ономафорный фактор, способствовавший распространению и закреплению этого названия. И первым на роль подобного элемента претендует общетюркское название русского народа. Вопреки широко распространенному мнению, тюркское «орус»-«урыс»-«уруш» не является производным от «русский». Это самостоятельное слово, означающее «воин», «драчун», «война». Помните глуповского градоначальника Уруш-Кугуш Кильдибаева? Или такого хищного зверя, как «рысь». Она тоже – не любительница рысистых аллюров, она просто «драчливая».
Для каких тюрков восточно-славянские племена могли казаться излишне агрессивными? Ответ прост – для обитателей городов и устойчивых государственных образований с населением, привыкшим к относительному комфорту и безопасности. Т.е., – для хазар и волжских булгар. Но главное – слово «орус»-«урыс» не должно было восприниматься как чужеродное. Перевод экзоэтнонима в эндоэтноним происходит лишь в соответствующей языковой среде. Иначе говоря – «орусы» могли стать «русскими» лишь в том случае, если обычным языком их общения был тюркский. Или смесь тюркского и славянского. Но это уже тема совершенно отдельного разговора.