Первый месяц моей работы на корабле ознаменовался двумя событиями, которые заставили меня всерьез задуматься, «кой черт понес меня на эти галеры!». Штормило меня знатно. Я подумывала снова начать курить. Я поняла, что мое терпение не бездонная бочка. А еще я грызла сладости днем и ночью, размышляя о горести собственного существования. Событиями, которые так нехило ударили по моей нервной системе, были День Благодарения и Рождество.
Первый праздник, посвященный псевдодружбе понаехавших пуритан с коренным населением Северной Америки, показался мне тихим ужасом и торжеством чревоугодия. Я радовалась, как ребенок, когда круиз подошел к концу, и думала, что хуже быть не может. Но как я ошибалась! Я ничего не знала о жизни. Ни еженедельная пытка под названием «ночь лобстеров», когда я обливалась топленым маслом к этому деликатесу, ни почти языческое веселье американцев с поеданием индейки, — ничто не идет в сравнение с рождественской неделей на корабле, во время которой моими гостями стала мексиканская семья из двадцати человек.
В этом круизе я работала с тремя столами — двумя большими и одним маленьким. Мексиканцы сразу сломали привычную систему обслуживания. Вместо сливочного они требовали оливковое масло. Обходить их с хлебной корзиной просто не имело смысла — мы сразу расставляли корзинки с хлебом на стол, и мексиканцы сметали все подчистую.
Шум, смех, громкие разговоры, ПЕСНИ (чуть ли не каждый день у кого-то из этой милой семейки был день рождения, и все три стола пели Las Mañanitas) — скучно не было. Я сбилась с ног. Мой официант сбился с ног. Мой супервайзер сбился с ног. Меня постоянно дергали дети, чтобы я с ними поиграла, бабуля Роза хотела еще оливкового масла, но хуже всего обстояли дела с алкоголем.
Официантам и их помощникам выгодно продавать алкоголь, это сказывается на нашей зарплате. Беда в том, что люди, которые приезжают на корабль с четким намерением не просыхать, еще в начале круиза покупают специальный пакет услуг — бесплатные алкогольные напитки. Стоит такая услуга недешево, но мои мексиканские друзья явно не привыкли мелочиться.
Прошло католическое Рождество, и вот он, вечер 31 декабря, и я мечусь между рестораном и баром, как тот самый цыпленок. Ужин быстро превратился в вакханалию. Один мой гость до такой степени напился, что не узнал вкус любимого виски.
— Это не Jameson, — заявил он мне, едва пригубив бокал.
Я вернулась в бар и сообщила бармену, суровой девушке с Ямайки, что пассажир жаловаться изволит.
— Отнеси ему тот же бокал, — сказала барменша с той мстительностью, что присуща лишь сотрудникам заведений общественного питания.
Полночь уже была не за горами, а я бегала всю неделю как сумасшедшая и ненавидела человечество. Так что я без угрызений совести вернулась в зал с тем же бокалом. Гость взял его и попробовал напиток вновь.
— Вот теперь это Jameson!
Ваш тонкий, изысканный вкус не обманешь, сэр!
К счастью для нас, жалких рабов кухни, ближе к полуночи гости поспешили на праздник, который устроили для них на пятой палубе. Мы убрали со столов так быстро, как только могли, но попасть на праздник для команды вовремя я так и не успела. Я была в своей каюте и застегивала молнию на платье, когда зазвучали пьяные крики, обозначившие приход нового года. На бэкдэке я появилась в начале первого, усталая и злая, и с твердым желанием напиться.
И этот настрой сослужил мне очень плохую службу…