Весь оставшийся путь они проследовали в полном и тягостном молчании. Девушки поочередно вздыхали. У Чуковского отчего-то на душе ползали тараканы. Он ни как не мог подобрать для разговора подходящую тему и от этого все более робел, краснел и путался в редких мыслях.
Слева медленно проплыли контуры музея военно-морского флота. Из окон верхнего этажа соседнего здания доносились звуки громкой музыки. Кто-то истерично кричал и ритмично бил посуду. Вдали показался одинокий бюст Юрия Однорукого. Пилигримы свернули в одну из подворотен и остановились.
- Мы пришли, - тихо сказала красивая девушка.
- Жаль, что так быстро, - вздохнул Чуковский. – Скажите, хотя бы, как вас зовут?
- Лиза, - открылась девушка.
- А меня – Петр Ильич. Вот и познакомились…
Чуковский взял прохладную ладонь Лизы в свою руку.
- Вы замерзли? – спросил он.
- Немного. Совсем чуть-чуть…
Чуковский почувствовал, как девушка легонько сжала его пальцы. У Петра Ильича приятно-тянуще заныло сердце. Ему вдруг захотелось сделать что-нибудь безумное.
Во тьме по-кошачьи блеснули злые глаза Клотильды. Она дернула Лизу за рукав:
- Идем! Нам пора.
- Мы еще увидимся? – с надеждой спросил Лизу Чуковский.
Девушка неопределенно, как бы извиняясь, улыбнулась и, не ответив, последовала за подругой в черный проем подъезда.
Безумные поступки откладывались до лучших времен…
Глава 5
О, это пьянящее слово СЛАВА! Скольких оно свело с ума и наставило на путь истинный! Сколько ради него пролито слез, пота, крови и других выделений! Кто-то всю жизнь ищет славы, да так и не находит ее. Кого-то она преследует до тесаной гробовой доски, а затем еще столетия снится ему в безмятежных потусторонних снах слабым отголоском пролетевшей суетной жизни.
Промозглым осенним вечером, когда все живое завидует мертвому и хозяева не гонят собак на улицу, Ивана Матвеевича коснулась своим легким крылом птица Gloria. От этого прикосновения скрипач не упал без чувств и не тронулся рассудком, а, всего-навсего выпив немного лишнего, заявился домой позднее обычного.
Дочь, встретившая его у порога, тревожно всплеснула руками:
- Папа, я тебя не узнаю! Что с тобой!?
Коробочкин, сняв валенки с калошами и напевая вполголоса матершинные частушки, глянул в зеркало.
- Ах, это! - прервал он свои вокализы. – Следы, оставленные поклонницами.
Коробочкин торопливо стер с обеих щек алые отпечатки губ.
- Нет, папа, как это понимать – нахмурила ниточки бровей Лиза.
Иван Матвеевич покраснел и стянул с головы огненно-рыжий парик.
- Мы того… почудили немного, - начал он оправдываться.
- Почему ты так поздно пришел? Мог бы позвонить и предупредить.
Коробочкин виновато опустил голову:
- Я забыл номер нашего телефона. Старею, видимо. Склероз, артроз, педикулез и все такое…
Лиза почувствовала, что перегибает палку и отложила ее на трюмо. Она обняла отца и, чмокнув его в холодный нос, примирительно сказала:
- Проходи скорее. Мы тебе приготовили сюрприз.
- Кто это мы? – удивился Коробочкин.
Лиза не ответила, а, взяв отца под руку, повела его в ярко освещенную залу.
Посреди комнаты стоял стол, который ломился от горевших свечей и всевозможной снеди. За столом, строго поджав тонкие губы и закинув одну ногу на другую, сидела девушка, внимательно читавшую газету.
- Познакомься, это Клотильда – моя лучшая и единственная подруга, - представила гостью Лиза.
Клотильда, громыхнув стулом, встала и протянула Коробочкину руку:
- Очень приятно!
Коробочкин поморщился. Рукопожатие Клотильды было сродни приветствию Командора.
- Ваня… То есть Иван Матвеевич!
- Папа, скорее садись за стол! Все стынет, - суетилась Лиза, раскладывая угощение по тарелкам.
По залу витали аппетитнейшие ароматы, перемешанные с запахом горелого воска. Проснувшаяся и одуревшая от струившегося эфира тощая муха металась над столом, решая на какое блюдо ей сесть. Покойная жена Коробочкина с завистью взирала с потускневшей фотографии на богатый праздничный ужин. По черному глянцу портрета стекали едва заметные струйки слюны.
- Откуда все это? – растерянно спросил Иван Матвеевич Лизу, неуклюже протискиваясь между столом и стулом. – На какие средства?
- Один раз живем! – отмахнулась девушка, разливая в граненые стаканы янтарный коньяк.
Коробочкин насторожился. Страшное предположение зародилось в его мозгу и начало увеличиваться в размерах, обрастая неправдоподобными деталями.
- Как ты могла, дрянь! – взвизгнул он.
- Ого, клевый базар! – воспряла заскучавшая было Клотильда.
- Этому я тебя учил?! Для этого я тебя холил, лелеял, ночи не спал! – кипятился Коробочкин.
- Да, разве для этого? – поддакнула, озорно блестя глазами, Клотильда.
- В твои-то годы идти на панель!..
Иван Матвеевич прикрыл лицо рукой. Его плечи вздрогнули. Но тут настало время возмутиться Лизе:
- Какая панель! Ты что городишь!.. (Она хотела сказать «хрен старый», но вовремя осеклась.) В свои годы я даже не знаю, где она находится!
- Но на что все это куплено? – дрожащим голосом задал Иван Матвеевич вопрос, мучивший его сильнее голода.
Он по очереди поднимал вазочку с красной икрой, тарелку с черной, пиалу с маслинами, салатницу с омарами в креветочном соусе, сковородку с жареной картошкой.
- На что? – переспросила Лиза и побежала в свою комнату. – Вот на что!..
Скоро вернувшись, она высыпала на стол груду цветных гипсовых осколков.
- Это все, что осталось от моей копилки… Каждый день по копейке и все для тебя… А ты подумал! – обиделась Лиза.
Коробочкин радостно просиял:
- Ты разбила ту самую симпатичную гипсовую кошечку, которую мама подарила тебе на семилетие?
Девушка, отвернувшись, молча ковыряла на стене пальчиком старое жирное пятно.
- Ох, старый я хрен! – хлопнул себя лбом о ладонь Иван Матвеевич.
«И то верно!» - мысленно согласилась бедная и обиженная Лиза.
- Хрен, но не старый, - подала голос Клотильда, с интересом поглядывавшая на раскрасневшегося Коробочкина. – Ребята, довольно выяснять отношения! Коньяк греется…
Коробочкин взял дочь за плечи:
- Лизочек, душа моя, не сердись на меня!
Лиза дернула плечиками и громко засопела.
- Хочешь конфетку? – спросил Иван Матвеевич, вынимая из кармана леденец.
Девушка отрицательно замотала головой.
- А мороженое? – предложил отец, вытаскивая из другого кармана подтаявшее эскимо.
- У-у! – вновь отказалась капризная Лиза.
Коробочкин заискивающе заглянул в лицо дочери:
- А чего ты хочешь?
- Меня она хочет! – пробасила с места Клотильда, закуривая длинную дамскую сигарету.
Коробочкин, уже смирившийся с нетрадиционной ориентацией дочери, лишь понимающе посмотрел на гостью, а Лизе на ушко шепнул:
- Я согласен. Пусть она у нас остается.
Лиза хихикнула, поправила лямочки лифа, подтянула сползшие колготки, вытерла потекшую тушь и, как ни в чем не бывало, звонко хлопнув в ладоши, скомандовала:
- К приборам, друзья!..
Продолжение романа следует...