Прохладный утренний автобус упорно нес меня вперед, к намеченной цели. Листва летевших навстречу деревьев сияла множеством оттенков. Серые выветренные крыши в сочетании с оранжево-желтым небом казались странным образом покрытыми снегом. Темные громады тополей, зеленовато-бурые пирамидки елей и нежно-зеленые купы берез радостно встречали загоравшийся день. Он обещал быть погожим.
А моя душа ликовала в преддверии этюда. Случалось,что в некоторые дни до этого я «выкладывался», писал по несколько этюдов в день, измерив шагами все окружающее мой дом пространство и еле приволакивая потом домой измученные ноги. Но все равно – малую толику своего желания работать на свежем воздухе я ухитрялся оставлять на потом. К следующему выходу это желание подчас так разгоралось, что зачастую я находился в таком состоянии, что просто не мог не работать. Тогда я ехал и шел на этюд почти в любую погоду, не обращая внимания на небо, сулившее ливень или угрожавшее неприятным холодным северным ветром.
Но в тот день мне повезло. На небе не было почти ни облачка. Лишь где-то высоко в голубизне мелькали ласточки, да одинокая галка прочерчивала одной ей понятную дугу.
Я писал Волгу, причем работал у самой воды. Набегавшие волны с вкрадчивым шумом ложились у подошв моих сапог. Ветер приносил откуда-то запахи цветущей сирени, сосновой смолы и вызревающих трав. Вокруг были три подвижные стихии: небеса с бегущими облаками, неустанно плещущиеся волны и колышущееся многоцветное разнотравье с желтыми головками вездесущих одуванчиков. Кроме меня, единственным человеческим существом во всем этом многоликом пространстве был целиком углубившийся в свое занятие пожилой рыбак, стоявший в воде метрах в двухстах. Он периодически забрасывал удочку, а я ритмично отчеканивал на картоне мазки, выравнивал их лессировками и, как это часто бывает, разводил жидкую грязь на палитре.
Так мы и трудились довольно долго. Несколько раз мне пришлось соскабливать краску с изображенного неба и, в конце концов, как тоже нередко случается, я остался недоволен оконченным этюдом. Тогда, сложив этюдник, не спеша выдвинулся к автобусной остановке. А когда проходил мимо рыбака, убедился, что тому повезло больше: как раз в это время на выдернутой из глубины леске забился тридцатисантиметровый лещ. Рыболов явно был счастлив и с торжеством продемонстрировал свою добычу мне как единственному зрителю.
Нагретый душный автобус уносил меня в столь же нагретый и душный город. Деревья махали вслед ветвями, и невольно вспоминался свежий ветер реки, лазурное небо над головой и старик со сверкающей рыбиной у ног. Чувствовалось, что день прошел не зря.
