Кто ваш личный герой? Возможно, есть какая-то историческая личность, которая вас вдохновляет? Хотели бы вы, чтобы ваши читатели чувствовали что-то подобное в отношении ваших персонажей?
Оптимизм, проницательность, верность, высокие достижения и лидерские качества встречаются не каждый день. Сострадание, эмпатия и понимание – даже к врагу – и вовсе редки. Ганди, Мартин Лютер Кинг и мать Тереза – необычные люди. Впрочем, мы говорим не о жизни, а о художественной литературе. Почему бы не создать героев, которые станут для нас источником вдохновения?
Разочаровывает то, что большинство персонажей, которых я вижу в книгах, самые обычные. У величайших классиков таких не встречается, и вовсе не обязательно, чтобы они были в вашем романе. Кто ваши персонажи, как они себя ведут, во что верят, как рассуждают, что делают, и что чувствуют – все это в вашей власти. Зачем создавать персонажей, которые заслуживают только пожатия плечами?
В 1771 году Томас Джефферсон написал своему другу Томасу Скипвиту и посоветовал, чтобы тот включил в свою библиотеку художественные книги. Он сказал это потому, что «полезно все, что помогает нам утвердиться в принципах и практике добродетели. Когда, к примеру, любое… милосердное или благодарное деяние является перед нашими глазами или предлагается воображению, его красота производит на нас глубочайшее впечатление, и мы сами тоже чувствуем сильное желание совершать милосердные и признательные поступки». Другими словами, добродетельные свершения выдуманных персонажей вдохновляют нас на добродетели.
Не так давно доктор Джонатан Хайдт и другие научно продемонстрировали, что художественная литература обладает эффектом «нравственного возвышения», и это подтверждает, что чтение о хороших людях сподвигает нас самих становиться лучше. Мы делаем более правильные выборы, потому что персонажи нас на это вдохновляют. К этому я бы еще добавил, что заодно мы помним о добрых делах лучше, чем о злых. Предательство и жестокость – сильное потрясение на момент времени, но позже они тускнеют в нашей памяти. Самопожертвование, героизм, самоотверженность и милосердие остаются в наших сердцах, и становятся тем, к чему мы стремимся. Мы помним. Мы подражаем примеру.
Когда нас затрагивают и вдохновляют действия персонажей, мы испытываем высшие чувства. Это вечные ценности, превозносимые любой религией и всеми великими мыслителями. Высшие чувства заставляют нас задумываться. Они нас меняют. Делают нас лучше. Заодно они побуждают читателей оценивать такие книги выше, и это тоже неплохо.
Когда здравый смысл преобладает над импульсом, когда отвращение заменяется прозрением, когда щедрость не заслуженна, когда вместо ожидаемого отказа даруется любовь, когда один защищает другого, когда помощь приходит непрошенной, когда смиренно приносят извинение и прощение неожиданно даруют, когда двери приветливо распахиваются, когда всплывает правда и обнажаются причины конфликта – от этого у читателя все замирает внутри, и его сердце раскрывается.
Отстаивать правду – это, бесспорно, один из величайших доступных эмоциональных инструментов. Международный бестселлер Р. Дж. Эллори «Тихая вера в ангелов» (2007), номинировавшийся на многочисленные премии, разворачивает свое действие в 1939 году в маленьком городке Августа Фолз в Джорджии. Протагонист – двенадцатилетний Джозеф Воон, который после того, как в городе убито несколько девочек, организует защитную группу, называемую «Хранители». Однако он еще только ребенок, а силы страха и предрассудков вокруг него сильны.
Подозрение падает на местного фермера, Гунтера Крюгера. Вторая мировая война уже началась, и подозрения в адрес американцев немецкого происхождения высоки. Крюгер становится мишенью для атак на почве ненависти, и когда ксенофобские домыслы прорываются во время вечеринки в честь дня рождения, на плечи городского шерифа Хейнса Диринга ложится ответственность встать на защиту конституционных прав Крюгера:
Хейнс Диринг поднял руку.
– Достаточно. Я все еще представляю закон, и я говорю – хватит. Сегодня здесь вечеринка в честь дня рождения Клемента Йейтса, и пусть она ею и останется. Этим вечером мы не будем бряцать оружием из-за ничего. У нас тут есть Леонард Стоувел и Гаррик МакРей – оба потеряли своих малышек.
Диринг поднял взгляд и по очереди кивнул каждому из мужчин.
– Другие новости для другого случая, согласны?
– Я пришел сюда не для того, чтобы что-то о чём-то говорить, – сказал МакРей. – Но раз уж пирог на столе, то отрежу себе кусок… Я согласен с Клементом, день рождения там или нет, это не по-американски.
– Последняя была еврейской девочкой, – отметил Франк Туроу.
– Да не важно, кем она была, – заявил Лоуэлл Шанер. – Важно, что она была чьей-то дочкой, а я был там после того, как убили дочь Гаррика. Я там был и смотрел, как взрослые мужчины, которые ее даже никогда до этого не видели, едва слезы не лили. Они пришли туда, потому что хотели помочь… и я скажу тебе кое-что, шериф, здесь и сейчас…
Диринг наклонился вперед – он вобрал голову в плечи, словно какой-нибудь бойцовский пес.
– И что ты собираешься мне сказать, Лоуэлл Шанер?
С секунду Шанер выглядел неуверенно, но затем он взглянул на Гаррика МакРея, увидел, как напряжена у того челюсть, как тяжел его взгляд, и осязаемость эмоций словно придала ему недостающей уверенности.
– Что если что-то не сделать быстро…
– Тогда, приятели, вам надо собрать толпу линчевателей, пропитанных спиртным, выйти на улицы, помчаться по дороге святого Георгия или по Мониак, и вздернуть какого-нибудь несчастного, бессловесного и беззащитного негра. Скажи мне, что я ошибаюсь, и я дам каждому по доллару.
Повисла неловкая тишина.
– Негры – американцы, – тихо произнес Клемент Йейтс.
– А, и правда, – подхватил Диринг. – Извиняюсь, что не уловил, чем это пахнет. Вы тут говорите о том, чтобы найти какого-нибудь иностранного детоубийцу… может, например, ирландца, или одного из этих шведов, что направляются на лесозаготовки… или, какого черта, как на счет немца? У нас тут полно немцев.
…
– Мы не станем устраивать в Августа Фолз никаких неприятностей, – тихо проговорил Диринг. Он снова наклонился вперед, и положил ладони на стол. – У нас тут не будет неприятностей, и не потому, что это я так говорю, а потому, что у нас тут собрались разумные, способные мыслить граждане. Все вы более чем способны связать несколько слов вместе, чтобы составить короткое предложение, все вы мудры в житейском плане, все вы немного страдаете от жары, может, от плохих урожаев… Но никто из вас не страдает от глупой болезни горячих голов, которая называется «охота на ведьм». Вы с этим согласны?
Последовала секундная пауза, пока каждый из мужчин оглядывался на лица других.
– Вы с этим согласны? – второй раз спросил Диринг.
В толпе слева направо зазвучало согласное бормотание.
Но да ладно! С силой правды и здравого смысла нужно считаться, она не может не воодушевлять людей, будь то бедные фермеры или пресытившиеся читатели. Но и нравственно-развращенные персонажи временами могут вызывать тот же эффект. Юн Айвиде Линдквист заново изобрел вампирский роман своим «Впусти меня» (2004). Это история затравленного двенадцатилетнего мальчика Оскара, который живет в рабочем пригороде Стокгольма со своей матерью. Оскара очаровывает странная девочка, живущая по соседству, Эли – дитя-вампир, она помогает Оскару с его врагами.
Взрослый сожитель Эли – терзающийся педофил и насильник детей Хокан – добывает для нее кровь. Роман Линдквиста настолько мрачен, насколько позволяет художественная литература – тут идет речь о социальной изоляции, педофилии, самоувечье и убийстве. Несмотря на это, роман заодно демонстрирует и примеры великого самопожертвования. Одно из самых впечатляющих (и оно велико) совершает Хокан ради Эли. Почему неисправимый персонаж идет на подобное?
Линдквисту нужно было подготовить к этому читателей, так что он ранее нарисовал другую сцену, предвосхищающую последующую жертву Хокана. В этой более ранней сцене, Хокан находится в общественной бане с десятью тысячами крон в кармане, и выпрашивает у ребенка секс (предупреждение: для чтения дальнейшего отрезка нужен крепкий желудок; пропустите, если вы подвержены тошноте, или имеете нравственные возражения против описаний мерзости)
Дверь наружу открылась. Хокан задержал дыхание. Что-то в нем надеялось, что там окажется полицейский. Огромный мужчина-полицейский, который пинком распахнет дверь в кабинку, и изобьет его дубинкой, прежде чем арестовать.
Приглушенные голоса, тихие шаги, легкий стук в дверь.
– Да?
…
Там стоял мальчик одиннадцати или двенадцати лет. Светлые волосы, личико в форме сердца. Полные губы и огромные голубые глаза, лишенные выражения. Красный кричащий пиджак, который был чуточку велик. Сразу за ним стоял мальчик постарше, в кожаной куртке. Он поднял вверх пять пальцев.
– Пять сотен.
…
Он смотрел на мальчика, которого купил. Нанял. Был он одурманен наркотиками? Скорее всего. Взгляд его глаз был направлен куда-то вдаль, не сфокусирован. Мальчик стоял, прижимаясь спиной к двери, в полуметре от него. Он был таким невысоким, что Хокану не нужно было наклонять голову, что посмотреть ему в глаза.
– Привет.
Мальчик не ответил, а просто покачал головой, указал на его промежность, и сделал жест рукой: расстегни штаны. Он повиновался. Мальчик вздохнул, снова указал жестом: вытащи свой пенис.
…
Он сузил глаза, пытаясь представить жесты мальчика так, чтобы они больше напоминали его любимую [Эли]. Но это не сработало так хорошо. Его любимая была прекрасна. А этот мальчик, что сейчас склонился над ним и тянулся головой к его паху, не был.
Его рот.
Что-то было не так со ртом мальчика. Он положил ладонь мальчику на лоб до того, как тот дотянулся до своей цели.
– Твой рот?
Мальчик покачал головой, и попытался оттолкнуть его руку, чтобы можно было продолжить работу. Но теперь Хокан не мог. Он слышал о таких вещах.
Большим пальцем руки он приподнял мальчику верхнюю губу. У того не было зубов. Кто-то выбил или удалил их, чтобы ребенок больше годился для работы.
…
Не так. Никогда.
Перед его взором возникло нечто. Вытянутая рука. Пять пальцев. Пять сотен.
Он вытащил пачку банкнот из кармана и протянул мальчику. Тот снял резиновую ленту, пробежал указательным пальцем по десяти кусочкам бумаги, вернул резинку на место, и высоко поднял пачку.
– Почему?
– Потому что… твой рот. Может ты сможешь… сделать новые зубы.
Мальчик чуточку улыбнулся. Не ухмыльнулся широко, но кончики его рта приподнялись. Возможно, он всего лишь улыбался глупости Хокана. С секунду мальчик думал, затем вытащил из пачки тысячную банкноту, и положил ее во внешний карман пиджака. Остальное убрал во внутренний. Хокан кивнул.
Мальчик отпер дверь, помедлил. Потом повернулся к Хокану, и погладил ему щеку.
– Шпашибо.
Я вас предупреждал. Как ни уродлива эта ситуация, есть нечто прекрасное в поступке Хокана. Он низок, спору нет. Чуть раньше по ходу романа, он сцеживал кровь из мальчика, который был подвешен вниз головой, словно свинья. Но даже так он стыдится своих желаний. Он способен на жертву. Десять тысяч шведских крон, вероятно, слишком мало, но их достаточно, чтобы донести до нас идею, что даже худшие человеческие образчики все же имеют сердце.
Может быть, именно этот контраст позволил «Впусти меня» стать международным бестселлером, и вдохновить на создание двух фильмов (на шведском и на английском языках) и театральной постановке в Уэст-Энд.
Нравственные убеждения и терзания обладают силой эмоций, и редкая история обходится без создания таких моментов. Все персонажи могут подняться над своим себялюбием, и на миг стать милосердными, сострадательными, щедрыми или альтруистичными.
У всех нас временами случаются проблески, так почему их не может быть у ваших персонажей?
Мастерство эмоции 6: добрые дела
• Подумайте о своем главном герое. Какое одно доброе дело для него чрезвычайно трудно сделать?
• Поработайте еще немного, чтобы сделать это благородное деяние еще более трудным. Позже, возможно следуя за катарсисом, найдите способ для вашего протагониста наконец-то сделать это доброе дело.
• Создайте еще одного персонажа – себялюбивого, зацикленного на себе, жалеющего себя, обманутого, раненного или с кем обошлись несправедливо. Какого бескорыстного дела такой персонаж не мог бы ожидать в свой адрес и не мог бы сделать сам? Сделайте так, чтобы это случилось.
• У какого персонажа невысокое мнение о другом персонаже? Переверните ситуацию позже по ходу романа, покажите, что у судящего персонажа есть скрытые сострадание и понимание.
• У которого из персонажей есть оправданная вражда к другому? Создайте для нее основания, а затем задействуйте прощение.
• Кто из персонажей скареден? Выберите момент во время празднования или какой-нибудь церемонии, чтобы этот персонаж преподнес неожиданный дар.
• Каким образом ваш главный герой может пойти на самопожертвование, отдать нечто (или кого-то) дорогое?
________
Если вам нравятся мои переводы, вы всегда можете поддержать их дальнейшее создание - хороших материалов по литмастерству много не бывает!