Кто-то дотронулся до Петра Ильича. Он убрал руку с очей, достал носовой платок, высморкался, утерся и приготовился раздавать автографы. Но… Он увидел, что перед ним стоит Виола. Она мягко и соблазнительно улыбнулась, облизывая кончиком языка ярко накрашенные губы.
- Ты настоящий мужчина! – вымолвила она с придыханием. – Мужик! Самец! Мачо!..
- Она твоя! Ты ее заслужил! – раздались из толпы грубые мужские голоса.
- Идем, - Виола схватила Чуковского за руку. Я покажу тебе свою субмарину.
- Я ее уже видел, - попытался высвободиться Петр Ильич, но женская хватка была стальной.
- Я покажу другую. Ты такой еще не видел.
- Как! – искренне удивился Чуковский. – У тебя есть еще одна?! Что-то новенькое. Как это называется в медицине?
После аквариумного заплыва Чуковский не был настроен на общение с женским полом. Его обычно великолепная физическая форма промокла, тетива смычка заметно ослабла. Вроде на дворе и не понедельник, а все как-то не клеилось…
- Милая, - сказал Петр Ильич, делая попытки разжать цепкие пальчики Виолы. – Я перенес глубокий стресс. Моя нервная система дала трещину. Поэтому мне хотелось бы побыть наедине с собой, подумать о бренности бытия, насладиться тишиной и покоем.
- Ты меня хочешь покинуть? – с дрожью в голосе спросила Виола. – Ну, прошу, не оставляй меня одну, пожалуйста! Не уходи, побудь со мною! Мне так отрадно и светло! Я поцелуями покрою твои уста, твое чело…
Толпа, затаив дыхание, следила за исходом поединка. Или она его, или он от нее…
- Нет, - твердо сказал-отрезал Петр Ильич. – В другой раз.
Виола, закрыв лицо руками, горько и беззвучно зарыдала.
Толпа разочарованно выдохнула. Погасли софиты. Спектакль закончился…
Стремительно пробираясь к выходу, Чуковский напоследок бросил взгляд на аквариум. Акула, прижавшись носом к голубоватому стеклу, тоскливо смотрела на уходящего смельчака.
- Куда же ты, мой красавчик! – послышалось вдруг в последний раз Петру Ильичу. - Ах, буль…
- Буль-буль, - рассеянно пробормотав, он, наконец, вышел на тихую улочку. До концерта в филармонии оставалось четыре часа, двадцать две минуты и десять, нет, уже девять… восемь…, в общем, секунд. Петр Ильич сунул часы в карман и направил свои хлюпающие стопы в гостиницу, надеясь по дороге высохнуть. Хотя бежать не хотелось, а встречного ветра не наблюдалось…
Продолжение романа следует...