(Продолжение. Начало здесь).
Не секрет, что в Венеции происходит действие множества широко известных литературных творений известных авторов. Но не только. В городе на воде также имеют место события некоторых малоизвестных произведений, тем не менее принадлежащих перу крупных писателей с мировым именем. В их числе – «Рассказ неизвестного человека», написанный А.П. Чеховым.
«Неизвестный человек» вместо террора занимается любовью
Эта повесть была написана и впервые опубликована в журнале «Русская мысль» в 1893 году. Произведение посвящено террористам 1880-х годов из революционной организации «Народная воля». Она была разгромлена после неудачного покушения на императора Александра III, однако часть народовольцев, видимо, успела укрыться за границей. Судя по всему, Чехов был лично знаком с такими людьми и описал их судьбы в своем произведении. В центре повести - «неизвестный человек», в прошлом лейтенант флота, который отправляется Санкт-Петербург для внедрения в окружение «серьезного врага». Но в итоге он разочаровывается как в своей миссии, так и в самой жизни и отказывается от продолжения работы.
Провал миссии с точки зрения политической борьбы, но очень неожиданный поворот с бытовой стороны. «Неизвестный человек», живший в доме «врага» (сына крупного государственного деятеля) под видом лакея, уводит его любовницу 25 лет, рассказав ей всю правду про себя и про ее любовника. Он увозит ее в Венецию, где они поселяются на Большом канале, совсем рядом с площадью Сан-Марко и Дворцом дожей. После периода спокойной жизни любовница бывшего «лакея» рождает ребенка, после чего принимает яд и умирает. Герой возвращается в Россию, где отдает дочку своему бывшему «хозяину» на воспитание.
Русскому человеку, бедному и приниженному, здесь в мире красоты, богатства и свободы нетрудно сойти с ума…
Скорее всего, Чехов придал своему герою в том числе и собственные черты характера и биографии. По крайней мере, в Венеции его «неизвестный человек» жил вместе с любовницей в фешенебельном отеле «Бауэр», где останавливался и сам писатель.
В 1891 году Чехов вместе со своим издателем и другом Алексеем Сувориным и его сыном отправились в путешествие по Италии. Оно состоялось всего через несколько месяцев после его легендарной поездки на Сахалин, который в сознании писателя образовал вместе с Венеций метафизическую пару «ад – рай». По выражению Чехова, путешественники «жили, как дожи» в «Бауэре» (кстати, отель работает в этом качестве до сих пор).
«Неизвестный человек» так описывал свое пребывание в городе на воде: «В Венеции у меня начались плевритические боли. Вероятно, я простудился вечером, когда мы с вокзала плыли в Hôtel Bauer. Пришлось с первого же дня лечь в постель и пролежать недели две. Каждое утро, пока я был болен, приходила ко мне из своего номера Зинаида Федоровна, чтобы вместе пить кофе, и потом читала мне вслух французские и русские книги, которых мы много накупили в Вене. Эти книги были мне давно уже знакомы или же не интересны, но около меня звучал милый, добрый голос, так что в сущности содержание всех их для меня сводилось к одному: я не одинок. Она уходила гулять, возвращалась в своем светло-сером платье, в легкой соломенной шляпе, веселая, согретая весенним солнцем, и, севши у постели, нагнувшись низко к моему лицу, рассказывала что-нибудь про Венецию или читала эти книги — и мне было хорошо».
На следующий день после «заселения в гостиницу» Чехов с Сувориными встретили в соборе Сан-Марко Дмитрия Мережковсокго и Зинаиду Гиппиус. Чехов писал родным про ту встречу: «Мережковский, которого я встретил здесь, с ума сошел от восторга. Русскому человеку, бедному и приниженному, здесь в мире красоты, богатства и свободы нетрудно сойти с ума…».
Да видали мы вашего Тициана…
Однако перед другом Сувориным Чехов старался «держать марку» и даже выдал, что мировой шедевр - великолепное надгробие скульптора Антонио Кановы в францисканской церкви деи Фрари – «хоть сейчас на Волково кладбище!». На самом деле, писатель восторгался этой работой, но только в письмах братьям Михаилу и Ивану: «Великолепны усыпальницы Кановы и Тициана. Здесь великих художников хоронят, как королей, в церквах; здесь не презирают искусства, как у нас».
Восторгался Венецией и «неизвестный человек»: «Но вот мне позволили выходить на балкон. Солнце и легкий ветерок с моря нежат и ласкают мое больное тело. Я смотрю вниз на давно знакомые гондолы, которые плывут с женственною грацией, плавно и величаво, как будто живут и чувствуют всю роскошь этой оригинальной, обаятельной культуры. Пахнет морем. Где-то играют на струнах и поют в два голоса. Как хорошо! Как не похоже на ту петербургскую ночь, когда шел мокрый снег и так грубо бил по лицу! Вот, если взглянуть прямо через канал, то видно взморье и на горизонте на просторе солнце рябит по воде так ярко, что больно смотреть. Тянет душу туда, к родному, хорошему морю, которому я отдал свою молодость. Жить хочется! Жить и — больше ничего!».
Русских за границей даже по лицу видно
Еще цитата из письма писателя брату Ивану: «Вечером с непривычки можно умереть. Едешь ты на гондоле… Тепло, тихо, звезды… Поют из опер. Какие голоса! Проехал немного, а там опять лодка с певцами, а там опять, и до самой полночи в воздухе стоит смесь теноров, скрипок и всяких за душу берущих звуков…».
И снова «неизвестный человек» с его любовной драмой на фоне великолепной Венеции: «Вечером ели устриц, пили вино, катались. Помню, наша черная гондола тихо качается на одном месте, под ней чуть слышно хлюпает вода. Там и сям дрожат и колышатся отражения звезд и прибрежных огней. Недалеко от нас в гондоле, увешанной цветными фонарями, которые отражаются в воде, сидят какие-то люди и поют. Звук гитар, скрипок, мандолин, мужские и женские голоса раздаются в потемках, и Зинаида Федоровна, бледная, с серьезным, почти суровым лицом, сидит рядом со мной, крепко стиснув губы и руки. Она думает о чем-то и не пошевельнет даже бровью, и не слышит меня. Лицо, поза и неподвижный, ничего не выражающий взгляд, и до невероятного унылые, жуткие и, как снег, холодные воспоминания, а кругом гондолы, огни, музыка, песня с энергическим страстным вскриком: «Jam-mo!.. Jam-mo!..», — какие житейские контрасты!».
Надо быть быком, чтобы «отклоняться от запада»
Суворин же настолько поверил браваде друга, что по возвращении в Россию стал всем рассказывать, что Чехов «отклоняется от запада» и «тяготеет к востоку». В результате писатель был вынужден признаться в письме Суворину: «Надо быть быком, чтобы, приехав первый раз в Венецию или Флоренцию, стать «отклоняться от запада». В этом отклонении мало ума».
Когда же Чехов побывал в Италии уже в третий и последний раз, в 1901 году он писал оттуда своей будущей жене Ольге Книппер: «Кто в Италии не бывал, тот еще не жил… Удивительная страна! Здесь нет угла, нет вершка земли, который не казался бы в высшей степени поучительным…».
В заметке использованы материалы из книги Алексея Кара-Мурзы «Знаменитые русские Венеции» (Издательство Ольги Морозовой, 2019), фото из открытых источников и фото автора.
