О том, что беременность – не болезнь, знают, возможно, даже те, кто никогда не был в этом положении и не общался близко с беременными. Даже в комментариях на этом канале я не раз встречала эту фразу. Здесь она писалась в качестве аргумента в пользу того, что особого отношения беременным не требуется, а если у вас осложнения, то вы должны и обязаны лежать в стационаре под контролем медиков.
Сами беременные тоже порой так говорят, отстаивая своё право вести привычный образ жизни: работать, летать на самолётах, есть любимые блюда, отдыхать и так далее.
Всякий раз, когда я где бы то ни было встречаю эти слова в любом контексте и в любой адрес, невольно вспоминаю три своих беременности.
Действительно, не болезнь. Но периодически хотелось сдохнуть и закопаться, так как терпеть сил не было никаких. И это при том, что у меня не было сверхосложнений. Обычная более-менее нормальная беременность.
Итак, первая моя дочь родилась летом 2005 года. Соответственно, забеременела я осенью. Вообще-то, незадолго до этого три разных врача-гинеколога уверенно заявляли мне, что с зачатием будет много проблем. После следовало предложение попытаться в надежде на чудо, а если чуда не будет, приходить через годик. Будучи молодой и наивной, я была уверена, что попыток будет много, поэтому можно смело пробовать и параллельно заканчивать университет и получать долгожданное постоянное место на работе, а не по ГПД. В общем, дочь получилась с первой попытки. С работой не сложилось (я сама не решилась подводить хорошего начальника, когда поняла, что предстоит не один больничный, а потом и декрет), но диплом, всё-таки, был получен, хоть и не желанного цвета.
Но вернусь к физиологии. В первые две недели с момента зачатия я не замечала ничего. С третьей недели меня стало тошнить. Круглосуточно и ежедневно. Просто тошнота. Без рвоты. Но я уже мечтала о том, чтобы рвало, надеясь на облегчение. И нет, я не подумала про беременность, хотя муж предположил к концу недели этот вариант. Тест показал одну полоску. Я успокоилась.
К середине четвёртой недели с момента зачатия (то есть акушерский срок был уже в пять с половиной недель примерно) меня стало выворачивать наизнанку. Но нет, тошнота при этом не проходила. И нет, я не верила в то, что это беременность. Тест же делала. Да и температура 37,5 наводила на мысли о вялотекущем ОРВИ, а не о новой жизни внутри меня. К концу недели я купила новый тест, сразу показавший две яркие полоски.
Встала на учёт. Пожаловалась на рвоту. Врач сказала, что это нормально. Скоро пройдёт.
За следующие полторы недели я со своих 54 (добеременный вес был 50-52, но в первые пару недель он превратился в 54, которые я списала на снижение активности, так как погода не располагала уже к привычным долгим прогулкам) килограммов дошла до 42. Мой рост — 164 см. Цвет лица сливался по тону с любимой оливковой кофтой, которая стала непривычно велика. До планового приёма в женской консультации было полторы недели. Рвало меня не менее 20 раз в сутки. Я уже перестала есть. Но рвота не прекращалась. Рвотный рефлекс срабатывал не только на вкусы и запахи, но и на яркий свет, перемену положения тела (повернуться во сне на другой бок), громкие звуки.
Кроме того у меня появилось повышенное слюноотделение. Слюна просто постоянно образовывалась в огромных количествах. Я попробовала сплёвывать. За день таким образом набиралась почти пол-литровая бутылка.
И нет, меня не приняли без записи в консультации. Посоветовали потерпеть, потому что тошнит всех, и это нормально.
К шести акушерским неделям я сказала мужу, что я больше не могу. Я сейчас просто умру. А врачи и книги говорят, что это естественное явление, и советуют дробное питание, солёные крекеры и прочую ерунду, которая не помогает. Я серьёзно подумала об аборте. Мне казалось, что раз мне так плохо, то и с ребёнком не может быть всё в порядке. Да и как его выносить, если я не могу ни пить, ни есть?
Муж очень испугался моих слов, хотя и согласился с ними. Он побежал в женскую консультацию, где упросил санитарку провести её в кабинет к моему гинекологу. Она, выслушав подробности, дала направление в стационар. В отделение патологии беременности. В роддом по месту прописки.
Конечно же, я поехала. И уехала обратно. Мест не было даже в платных палатах. Когда будут? Недели через три. Может быть. Что делать? Попробуйте рассасывать мятные таблетки и пить мятный чай.
От запаха мяты меня выворачивало наизнанку. Таблетки рассасывались, но не давали эффекта. Чтобы хоть как-то держаться, я вместе с ними сосала аскорбинку (ту самую, которая с глюкозой).
Мне повезло. Я попала на платный приём к отличному врачу, которая работала в частной клинике, но когда-то руководила гинекологическим отделением в местной многопрофильной больнице. Именно туда она и выписала мне направление.
В отделении мне вкололи противорвотное (которое пришлось купить самостоятельно в аптеке) и положили под капельницу. Ещё кололи утром, днём и вечером всё тот же препарат и разные витамины группы В. А ещё иногда гормональное средство, которое сильно облегчало состояние.
Уже после первой капельницы я смогла поесть. Нет, рвота так и была, но теперь это происходило всего-то раз семь-десять в сутки. И я могла есть. И даже пить. А ещё рядом положили такую же, как я. И от этого стало как-то морально легче.
20 процедур плазмофереза. Ежедневные уколы и капельницы. Сон на феназепаме (пишу название только потому, что препарат рецептурный, что сводит почти к нулю вероятность желания заняться самолечением у читательниц). Месяц в больнице. Я умоляла не выписывать меня на новогодние праздники. Я не представляла жизнь вне больничной палаты. Увы, вечно лежать в стационаре нельзя. Тем более, что моё состояние, вроде как, стабилизировали.
Думаете, тошнота и рвота прошли? Ха-ха! В последний раз меня вывернуло наизнанку прямо после завтрака непосредственно в день, когда на свет появилась дочь.
К 20 неделям у меня обнаружился песок в почках и в желчном пузыре. Впрочем, беспокойств это не доставляло. Терапевт, которая направила на УЗИ, предположила это всё на основании одного анализа крови. Она же сказала, что у беременных так бывает. Иногда после родов проходит само. По крайней мере, с почками.
А вот что мешало жить, так это постоянная заложенность носа. Так называемый ринит беременных, который тоже не болезнь, а вариант нормы. Для тех, кто не в курсе, уточню, что любые сужающие сосуды препараты, которые традиционно спасают всех от этой проблемы, беременным просто запрещено принимать. А дышать приходилось ртом. Или использовать капли на основе растительных препаратов, бальзам «Звёздочка», самомассаж и тому подобные способы.
Ещё мешал жить кандидоз, с которым доселе я никогда не сталкивалась, а тут он возник практически с первых недель и ушёл лишь после родов. Кто знает симптомы зуда и жжения, а также постоянные выделения, которые ничто не берёт, тот поймёт.
На сроке в 28 недель у меня появилась угроза преждевременных родов. И меня снова положили в стационар. Тот самый, где в самом начале истории не было мест. Не было их и в этот раз, но была платная палата, где даже можно было писать свою дипломную работу.
Спустя две недели меня выписали, рекомендовав не читать и не смотреть ничего страшного или сентиментального, не ходить слишком много, а ещё принимать препараты железа, так как уровень гемоглобина у меня стремительно падал.
Железо я пить не могла. Никакое. Вообще. Через несколько минут после приёма в жидком виде шла рвота фонтаном. То же самое было от таблеток, но чуть позже после приёма. Уколы делать не стали, посоветовав перейти на печёнку с гречкой дней пять в неделю. Из-за анемии у меня случались периодические обмороки.
На фоне всего этого периодически возникающие кровотечения из носа казались мелочью.
И да, примерно с 27 недель была бессонница и невозможность лежать на спине. Но это тоже мелочи.
Радовало, что с ребёнком всё хорошо. На сроке в 31 с половиной недели я побывала на УЗИ, где, наконец, узнала, что мой мальчик не мальчик, а девочка. В ближайшие после этого выходные мы съездили на экскурсию в роддом, оплатили палату (в общих тогда лежало по 8-12 человек), взяли у моей подруги сборник с именами, начали подчёркивать те, что нравятся.
Впереди ещё было полтора месяца, но мы же, как ответственные родители, хотели подготовиться заранее. Чуть меньше двух недель прошло с защиты диплома. Мне почти 22 года. Впереди ещё вся жизнь, в которой скоро должна появиться она. Мы ждём её в августе.
Утро понедельника. Муж ушёл на работу. Я, проводив его, пытаюсь чуть-чуть поспать, но ничего не выходит. Решаю встать. Завтракаю. Через пару минут, проклиная токсикоз, который, как обещали, должен был давно завершиться, отправляюсь в ванную прощаться со съеденным завтраком. Попытки номер два не предполагается. Ну и ладно. Уже привычно. Из планов прежде всего – поход в женскую консультацию. Там сегодня занятия в школе будущих мам. Платные. Я молодец, я готовлюсь.
Одеваюсь. Складываю вещи в рюкзак. Обычно, выходя из дома уже месяц, как обязательно беру с собой все документы и обменную карту. Но тут решаю, что можно обойтись. Идти всего пятнадцать-двадцать минут. После курсов по подготовке зайду домой и тогда захвачу.
Прихожу. Сначала идёт теоретическая часть. Потом должен быть перерыв. Затем физкультура. Нас всего шесть человек. Первая половина прошла. Перерыв. Выхожу в туалет и возвращаюсь на своё место. Остальные ещё в коридоре. Появляются какие-то странные ощущения. Поднимаюсь, чтобы ещё раз дойти до туалета. Подходит женщина, которая ведёт занятия. Спрашивает в чём дело. Выносит вердикт:
— Спокойно. У тебя отходят воды.
— Какие воды? Мне ещё рано. Тридцать две недели, максимум, тридцать четыре, — пытаюсь возражать я. Наивная. Как только встаю, воды, действительно изливаются потоком. Остаюсь в насквозь промокших брюках.
Меня под руку выводят, чтобы проводить к врачу. Повезло, моя гинеколог работает в утреннюю смену. Навстречу заходят те, кто возвращается с перерыва. Их глаза, в которых читается смесь глубочайшего удивления и страха, я помню до сих пор.
Прохожу в кабинет. Там почему-то вместо того, чтобы что-то объяснять, начинаю плакать. Нет. Я ещё не готова. Ещё рано. Ей ещё рано. Ещё нельзя. Я боюсь. Врач успокаивает, спрашивает документы, вызывает скорую. Документы! Я же их не взяла. Дура! Домой меня уже не отпускают. Но и приехавшая бригада скорой помощи без бумажек забирать отказывается. «Платно согласны рожать и лежать?» Моя врач быстро находит решение: «Вы её забирайте, а муж документы привезёт». Кое-как соглашаются. Я получаю последние напутствия и уезжаю. Мужу позвонить сама не решилась. Ему потом всё рассказывает врач и просит поскорее прибыть с обменной картой и прочими страшно важными бумажками.
Машина скорой кажется какой-то неудобной. Приезжаем. Начинается заполнение бумажек. К тому моменту появляется супруг с папкой, где лежит всё, что нужно. Привезти что-нибудь ещё он как-то не догадался.
С оформлением покончено. Акушерка смотрит на мои руки. О, нет. Относительно недавно к одному мероприятию я решила сделать маникюр. Впервые в жизни. Это был и последний раз. Чтобы красивенько. Ногти были свои. Длинные. Очень. По два с лишним сантиметра. Но один сломался. Его мне нарастили. Чтобы остальные сильно не отличались, их тоже укрепили сверху. Я уже записалась всё это дело убрать. На следующей неделе. Не успела. Рожать с такими никак нельзя. Мне дают огромные ножницы, с помощью которых я аж за полчаса избавляюсь от маникюра.
Дальше душ, прочие подготовительные моменты и предродовая палата. В ней много коек, но заняты всего две. Я становлюсь третьей. Мне приносят горсть каких-то таблеток, говоря, что нужно выпить, чтобы лёгкие у ребёнка раскрылись. Глотаю. Запиваю. Меня подключают к капельнице, чтобы стимулировать схватки. Цепляют какой-то датчик. Уходят.
Лежу. Смотрю на соседок по палате. Из глаз катятся слёзы.
— Ты чего плачешь?
— Ещё слишком рано.
— Ты лучше дыши правильно. Всё будет хорошо.
Дышать. Я не помню, как дышать. Да и не чувствую пока ничего. В голове только одна мысль о том, что ещё рано.
Вскоре одну из соседок уводят. Я уже хорошо ощущаю схватки. Их не было-не было, а потом, вдруг, как-то сразу и в полную силу. И невозможно понять, где заканчивается одна и начинается другая. Пытаюсь ходить, менять положение, двигаться, даже дышать, но ничто не помогает. Когда же уже меня тоже в родильный зал? Рано. Врач опять говорит, что рано. Вторая соседка уходит.
Спустя несколько часов после очередного «рано» я понимаю, что больше я уже не могу.
— Всё! Хватит! Я не хочу больше её рожать! — выкрикиваю я на одном дыхании. Персонал в некотором шоке пытается донести до меня, что процесс необратим. Но я уже не желаю ничего понимать. Я уже не могу думать. Схватки на окситоцине, как начались сразу в полную силу и без перерывов, так и шли. Раскрытия не было.
Видимо, по мне было видно, что сил родить у меня вот-вот не останется поэтому после некоторых споров меня тоже выводят из палаты. «Ложись». «Держись».
Появляться на свет, кажется, никто не желал. Я же уже готова была продать душу кому угодно, вместе с родиной и всеми известными мне чужими тайнами. Только в десять вечера, и даже чуточку позже, она родилась. Маленькая. Вся синяя. Не дышала.
Пожалуй, самое страшное, что бывает в жизни – это понимать, что твой ребёнок не дышит. Наверное, именно поэтому многие новоиспечённые мамы так часто прислушиваются к дыханию своих детей, даже будят их, лишь бы убедиться, что дышит.
Но она не дышала. Её быстро поместили в кювез и увезли. Мне же ввели наркоз. Даже не для того, чтобы наложить швы и всё обследовать. Чтобы дать отдохнуть. И чтобы дать возможность не думать.
Под наркозом, точнее, отходя от него, я нараспев спрашивала на чистом английском, о том, где находится моя дочь. Не просто задавала вопросы, а пела их. По-английски. Персонал потом всё спрашивал меня то про гражданство, то про национальность, то про предков.
Отошла. Лежу. Окно в зале открыто. Холодно. На животе ещё и грелка со льдом.
— Где моя девочка?
— Утром узнаешь.
Ночь. Пора в палату. Два этажа вверх. На третий. По лестнице. Вещей никаких. В голове один вопрос.
Палата на пятерых. Все лежат. Силуэты едва различимы. Голос медсестры:
— Спи.
Спать невозможно. Дожидаюсь утра. Обход. Всем приносят детей на кормление. Ко мне из детского никто не подходит. Потом приходит психолог. О чём-то со мной разговаривает. Спрашивает, как хотим назвать. «Как назвать? Кристиной, может. Мы ещё не выбрали имя». Оказывается, всех напугала моя фраза о том, что я не собираюсь рожать. На основании этого очень боялись отказа от ребёнка.
Наконец, приходят из детского. Ведут к ней. Показывают. Она вся в иголках и трубках.
— Видишь? Между прочим, ты виновата. Надо было лучше выполнять всё, что тебе говорили.
Возвращаюсь. Почему-то в голове крутится песня из нашей русской версии мультика про русалочку. Где «не должны умирать». Не знаю, откуда оно засело, но сидит в голове, и всё тут. Поётся там по кругу. Больше ничего.
Мне звонят подруги, муж. Не хочу. Не буду разговаривать. Не могу. Мужу отправляю сообщение. Потом, спустя пару часов, перезваниваю. Потом набираю подругу. С ней рядом ждёт от меня звонка ещё одна. Объясняю им, что я тут даже и без расчёски, даже и без зубной щётки, даже и в одной казённой сорочке. Что ляльке тоже нужно что-то. Прошу сопроводить в магазин новоиспечённого отца. В голове всё ещё крутится песня русалочки. Откуда она только там выплыла?
День. Опять приносят соседкам детей. Не могу на них смотреть. Но и передвигаюсь пока ещё с трудом, поэтому максимум, куда сбегаю, — за дверь. Дальше пары шагов не иду.
Вскоре приезжает муж, с ним мои любимые подружки. Без вопросов. Забираю вещи на первом этаже. Почти не разговариваем. Уходят.
Возвращаюсь в палату. Иду в душ. Переодеваюсь. Приходит медсестра. Пожилая женщина. Выдаёт какие-то таблетки. Смотрит с сочувствием: «Да, не повезло тебе. Второго-то теперь уже вряд ли сможешь». Не реагирую.
Она не дышала почти сутки. Прогнозов не давали. Потом стали аккуратно говорить, что вот если проживёт день, что вот если неделю, вот если наберёт вес, вот если это, да то. Первые дни я могла только ходить к ней и смотреть, на малышку, опутанную трубками капельниц и проводами датчиков. На пятый день её принесли покушать. Этот момент я хорошо помню до сих пор. Особенно её глаза. Вот она, любовь. Которая настоящая. На девятый день её принесли мне насовсем. А через день нас перевели в детскую больницу. Но это уже совсем другая история.
А я? Геморрой. Эпизиотомия, шов от которой заживал, периодически воспаляясь три месяца. И да все эти три месяца я не могла ходить прямо, но я гуляла с коляской и намывала полы трижды в день. Разъетые в кровь соски, но так и не налаженное грудное вскармливание. Плюс тридцать кило в первые три месяца после родов и ещё несколько позже – до рекордных в моей жизни 94 килограммов. (Рожать я ушла с весом в 60 кило). Варикоз. Холицестит с последующей холицестэктомией. Остальное – мелочи.
Но нет, беременность, конечно же, никакая не болезнь. Поэтому особого отношения вне условий стационара не требует.
Остальные две части будут позже, если, конечно, это кому-то интересно.
