Обида за огромных псов, которые в полтора-два раза крупнее среднего волка, но, тем не менее, ничего не могут с ним поделать, а при неблагоприятном раскладе становятся пищей для последнего – она, эта обида, понятна. Если он «волкодав», то почему не «давит»?
Причин две. Первая – психологическая: в отсутствие жёсткой конкуренции на право жить, собаки утеряли механизмы перехода в режим противостояния «насмерть», их драки – средство выяснения статуса и места в очереди к даме сердца. Волки, напротив, дерутся друг с другом только с одной целью – убить.
Вторая – чисто техническая. Зубы. То, что называется «волчьим» прикусом, когда сомкнутые зубы идут, практически, в «стык», у собак встречается редко. В девяноста девяти случаях из ста щенки домашних собак обладают либо «недокусом», либо «перекусом». Поэтому нападение собаки обозначается на теле ямками от зубов, в тяжёлых случаях – рваными ранами. Но нанесение таковых требует резких силовых движений всем телом при хорошем надёжном хвате за плоть противника и времени – одной-двух секунд. В динамике боя с равным по скорости и реакции противником такое попросту невозможно.
Волк домашнюю скотину «режет». Не душит, не рвёт, не дерёт. Укус волка – мгновенное изъятие куска мяса, производимое посредством зубов, которыми можно узко располосовать писчую бумагу. Его дворовой оппонент, с щенячьего возраста грызущий кости, едящий любую гадость со стола хозяев, о существовании клыков с такой заточкой даже не подозревает.
И поэтому балкарские пастухи и охотники выращивали специальных псов. Из нескольких помётов – хорошо, если в них присутствовала волчья же кровь, но необязательно – выбирался кобелёк с ножницеобразным прикусом. Отнятый в два-три месяца от матери, он питался полусваренным мясом – исключительно мякотью. Так продолжалось полгода. После смены и укрепления коренные зубы «кадета» ничем не уступали волчьим. Приблизительно в девять месяцев подростка переставали кормить и, после двухнедельного голодания, давали ему волчье мясо. Месяц, два или три – насколько хватало запасов волчатины – пёс ел только плоть своих диких собратьев. После этого его переводили в обычный режим кормёжки до окончания пубертатного периода. К сукам кобеля не подпускали.
В конце процесса пса вновь сажали на диету и через месяц, проведённый без пищи, к нему приводили течкующую волчицу. После того, как волкодав убивал и съедал её, считалось, что превращение обычного пса в «бёрютиш» (с более твёрдым, чем в русском произношении «т» и мягким «ш» - фактически, «бёрютыщ») закончилось. Доводка заключалась в продолжительных пробежках на длинном поводке рядом с конным хозяином в своеобразной кирасе-упряжи, вес которой мог доходить до трети веса собаки. Окончательная потеря интереса к противоположному полу означала полную готовность к охоте на волка.
Такие псы дорого обходились своим хозяевам. Вкладывать в них приходилось два с половиной, три, а, иногда, и больше лет. Зато они действительно шли на волка, на двух, на трёх – еда! И у сорокакилограммового волка не было шансов против подобного соперника весом в центнер.
Совсем недавно, в девяностых годах, Северный Кавказ накрыла эпидемия моды на собачьи бои. Престиж «кавказцев» и «алабаев» был сильно подмочен «питами» и «стаффами». Обычный стайный пёс, повалив бойца на землю, ожидал подчинения, а пит грыз его снизу. Честные и неискушенные в правилах волкодавы грустно уходили от безумных соперников и объявлялись побеждёнными. Какие-то «деятели» вспомнили методики выращивания «бёрютиш». Щенков запирали, кормили мягким мясом, в девять месяцев-в год переставали кормить и через две-три недели закидывали к ним пойманную на улице дворняжку. Так несколько раз – с увеличением габаритов жертвы. Поэтому в смешанных собачьих боях, проводившихся на Северном Кавказе, бойцовые породы фаворитами не считались.