Обжорство, ненависть, гениальность. Это Карл. Три его источника и три составные части. С Карлом сообразили на троих портвейн «Три шестерки», раздули мировой пожар и наследили на коврах истории.
Благодарное человечество запомнило Карла в профиль, в компании двух собутыльников – брата-бородача и лысого с прищуром. Лысый и разобрал Карла на части и источники. В отличие от учителей-теоретиков, он всласть попрактиковал в «одной отдельно взятой стране» и упокоился на самой красной из ее площадей.
Теория же, «всесильная потому что верная», парится в горячих головах, сохнет на бронзовых макушках, гуляет сквозняком из кожаного салона какого-нибудь «Х» класса в дребезжащий седан «Баклажан», из сумочки в учительскую зарплату с классным руководством и репетиторством в пакет-майку с надписью: «Пусть всегда будет вкусно!»...
Пакет висит меж рейтузных ног женщины в метро. Рейтузы в катышках. В катышках, Карл! В метро совершенно некуда девать глаза, если сел смартфон. Пантомима товарищей по движению иллюстрирует теорию, для открытия которой мало обжорства и ненависти. «Не прислоняться» - советуют все прикидывающиеся дверями стены.
Найти нужную улицу без интернета можно только с помощью языка, подключенного к голове в обход вайфая. Человек человеку навигатор, если сел смартфон. По яндекс-карте улица располагалась в пальце от метро, в россыпи прямоугольничков старого района Москвы. Но близко всё не так, какиз космоса. Огромные дома, медленный снег, классовые заросли, в которых взбалтываются, но не смешиваются опознанные Карлом слои.
Ресницы, шапочка, айфон. Домохозяйка. Изображение три дэ: довольство, достаток, добродетель. Результат на лицо. Ботокс, гиалуронка, массаж, лифтинг, пилинг, крем с вытяжкой из натурального. Муж выращивает китайский ВВП, окучивая сортовых соотечественников. Квартира с видом на итальянскую сантехнику. На вопрос про улицушапочка рассеянно машет пирожком айфона в сторону короткой дороги: «Туда!»
«В туде » такой улицы нет. Пара глаз в потном окне «Свежая выпечка». Отъевшиеся на сэкономленномщёки. Мутация. Мастурбация. Пароизоляция. «Не, не знаю. Я ваще тут сижу, ниче не знаю».
Досыпает в набитой электричке, чтобы с 8 до 22 без обеда и выходных тырить масло и фэри. Играет, свесив нос в волосатый свитер. Ежик с кувалдой догоняет червячка. Червячок подтягивает заднюю часть, выпуклым глазом оценивая расстояние до кувалды. Колючий замахивается. Мягкий отползает. Такая игра.
«В самом центре работаю!», – хвастает она по скайпу уже намылившейся в Москву подруге, которая «в гробу видала» свой проспект Ленина и парк победы с облезлой троицей – бородач, бородач, лысый – под осыпавшимся девизом:«Партия – ум, честь и совесть ей пох».
Чмоки-чмоки.
Две прямоугольные женщины надвигаются в стёганых пальто и мохеровых беретах. Самки матрасов в зимнем. Обсуждают печальное – сокращение, подорожание, уменьшение, деление, вычитание. Лица пористые, не знакомые с пилингом и вытяжкой из натурального. Улицу тоже не знают. В три смены пашут на детей, чтобы те уже выбились в мерчендайзеры и супервайзы.
«Спросите лучше у кавонть друхова».
ДруХой шагает навстречу в куцей курточке и бегущей строкой под козырьком пожилой кепки: физматшкола, физтех, нии, развод, рынок, запой, «где наша не пропадала».
«Такая-то улица? Закуривает. Параллельна этой и проходит примерно в двухстах метрах справа. Попасть на неё можно, перейдя по ближайшему переходу, затем направо по переулку. Насквозь прохода нет», – выдыхает дым на ветер. ИОначальника отдела ООО дописывается под козырьком кепки отрывистым инженерным почерком, где каждая буква сама по себе. Собираются редко и только втроём. Обозначить жизненные дали…
И все-таки контрольный. И инженеры, бывает, ошибаются.
Гуляющий член. Общества. В приталенном пальто и шарфике буквой «у», уютно обнимающем седоватую щетину. Без машины, собаки и цели. Вечерний променад. Благоволит к иронии.
«А не знаете ли вы случайно, где переулок, ведущий на такую-то улицу?»
«Случайно знаю». Знакомый прищур в улыбке.
«Поделитесь?»
«С удовольствием. Первый переулок направо будет именно тот».
«Вообще-то нужна такая-то улица».
«Он приведет к ней. Обязательно. На эту улицу можно и другим переулком выйти, но вы его уже прошли. Никогда не стоит возвращаться, верно?»
«Не возвращаться» – следовало бы написать на всех притворяющихся дверями стенах…
Шарфик «У» урчит от удовольствия, что не надрывается в «Ура», не протирает брюки в «Узок круг», не служит в «уважаемые коллеги».
Подчеркивает дорогое лицо, целуется со щетиной. Нет, не везение, заслуженное счастье…
На странном среди снега загорелом лбу много букв. Мелко, словно снятые из космоса страницы прочитанных им книг.
Шесть ног его жён – четыре бывших и две нынешней – не знакомы с рейтузами. И не знают слова «катышки». Квартира кутает прошлое в штукатурке. Ночами в камине жужжат тени ужатых хозяев, постреливают искрами рабы аббревиатур. Стынут угли, мерцая новым аристократизмом. Лишь однажды искра прожгла бежевую кожу сиденья в его машине. Случайная девушка закурила в салоне. Остался след. Почти незаметный. Пламя не возгорелось.
И, слава богу, слава богу, Карл...