История 1
Саша сидела на ступеньках у магазина и общалась с кошкой. Ну, как общалась. Она ей "кисонька" — и пальчиками в шерсть. Кошка щурилась вроде как от удовольствия, а через несколько минут деликатно так уходила в сторону от Сашиных настойчивых пальчиков.
Так они и кружили на лестнице, пока в проеме магазина не появился какой-то шатающийся мужчина. Он сразу присел к этой мелкой компании и потянулся к кошке. Заплетающимся языком он что-то начал говорить, но я тут же позвала Сашу к себе.
Лицо пьянчуги тут же исказила гримаса обиды. Неподдельная. Он и правда обиделся. Вы бы видели, как он посмотрел на меня.
— Я нормальный, — бросил мне он, тут же встал и пошел прочь, что-то бормоча под нос. Мне даже стало его жалко.
Хорошо, нормальный. Но для меня ненормально видеть пьяного мужика рядом с маленькой девочкой. И даже не пьяного, если честно. Для меня такое неоднозначное соседство допустимо только если мужчина оказывает помощь ребенку. Переводит через дорогу, выносит из огня, например. Со всеми остальными уличными "уси-пусями" отправляйтесь вон.
История 2
Саша в сто тысяч триста сорок восьмой раз стукала меня по плечу, и я раздраженно оттолкнула ее руку. Повернулась — а рядом лежит бублик ее согнутой спины и всхлипывает. На секунду мне стало страшно, что в следующий раз ее лицо увижу только у гаражей, когда буду выковыривать у нее изо рта недокуренную сигарету, а она мне в ответ будет бросать подростковые несправедливости. И я нежно прильнула к бублику. Он бубнил, что хотел обниматься и вообще, что когда проснулся, меня не оказалось рядом.
И у меня все стиснулось внутри, и я в очередной раз себе напомнила, что все это нужно ценить сейчас, пока они не нацепили на себя масок независимости, пока не отстранились, увлеченные внешней жизнью.
Сама я была, как мне кажется, относительно комфортным подростком. Хорошо училась, не загуливалась допоздна. Но да, врала, да, выкручивалась. И еще помню одну мерзкую сцену: я стою у окна с ножом и кричу маме, что сейчас перережу себе вены. Фууууу! Мне стыдно и гадко. Мама ни в коей мере не заслужила такого поведения и таких низких манипуляций над взрослым.
Поэтому у меня есть сильный страх, что сколько не старайся, когда-то все равно что-то идет не так и они отталкивают нас. И я, словно защищаясь заранее, убираю от плеча ее руку, которая в сто тысяч триста сорок восьмой раз стучит по мне. А она не понимает в чем дело. И тогда я понимаю, что виновата сама. Но в душе молю, чтобы увидеть ее лицо раньше, чем она окажется за гаражами.