Книги, в том числе и романы, издаются сегодня в немыслимом количестве. А читать нечего. Вернее, найти, что прочитать – и даже с определенным интересом – конечно, можно. Но это, как правило, из разряда: прочитал и забыл. Во всяком случае, возвращаться к какому-то современному «раскрученному» роману, перечитывать его, особого желания не возникает. И сколько ни произноси слово «халва»… то есть ни раздавай литературные награды, ни присуждай премии, – во рту от этого слаще не станет. Оно как было мертвое, таковым и останется. Ибо «кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать», – это в том числе и о нынешнем литературном процессе.
Отчего так? чего не хватает? ингредиентов каких-то? специй, соли, перца? Ну, прежде всего, не хватает качества в целом. Одни пишут, другие тиражируют, третьи награждают, и всё это в тесном клубке, в собственном соку, ибо упирается в совместные прибыли. И посему премии эти, награды, тиражи и прочие маркетинговые мероприятия низводят смысл творчества на количественный уровень. Один «литературный критик» дошёл до того, что значимость произведения и автора стал определять по количеству упоминаний в интернете. Впрочем, это неудивительно, ибо он и сам является необходимым звеном, винтиком в системе – царстве количества.
Восстановление ориентиров
«О главном – ни слова», – так когда-то охарактеризовал положение в советской литературе Сергей Довлатов. В своей эмигрантской лекции он рассказал притчу о матери, о состоянии здоровья которой один брат в разговоре с другим постоянно умалчивает. «Под матерью, – поясняет писатель, – здесь можно понимать нашу родину и ее судьбу, или, что сложнее и точнее, – то самое ценное, что делает литературу литературой, а именно открытое, свободное и безбоязненное самовыражение».
Но…. Сейчас совсем другая система. Никто давно уже ничего не боится, и в самовыражении всяк свободен как никогда ранее, – а положение дел всё то же, если не хуже, – о главном всё так же ни слова.
Так в чём же дело? А в том, что надо еще правильно с главным определиться. Если раньше главное (по Довлатову) всячески нивелировалось идеологией («единственно верной»), то сейчас на него вроде бы ничего не давит? И главным считается именно то, о чём говорил Довлатов: самовыражение – свободное и безбоязненное, – и ещё: открытое. Но вот незадача: а что делать, если открывать нечего? Или откроешь, а там кроме пустоты и непотребностей нет больше ничего, – так что и не стоило открывать.
И потому дело не в том, чтобы свободно что-то открывать, а в том, чтобы знать, ЧТО открываешь, и чтобы ЭТО было достойно открывания. Ибо свобода самовыражения – не цель, а средство. Убийственная же подмена сегодняшнего момента состоит в том, что свободу сделали не средством, а целью, самоцелью. Средство возвели в цель. Средство поставили на место цели. Про настоящую же цель вообще забыли.
(А ещё бывает, что взамен ушедшей идеологии на место главного нивелятора приходит другая (тоже «единственно верная»)… и ещё – законы стоячего болота, где все на своих местах и нежелательно никакое движение…)
И оттого всё мимо, что нет цели. Свободно себе открываешь – а на тебя вываливается если не гнусь откровенная, то просто всякая ненужность. Хлам.
Но как же быть с тем главным, которое только и может составлять истинную цель? Как его найти? Говорят ведь, что всё относительно, субъективно, и, следовательно, у каждого своё главное. Как написал один комментатор: «Каждый писатель пишет о главном, если он не конъюнктурщик или не выполняет политзаказ. Просто для Толстого или Достоевского главное – одно, а для Шпунькина или Табуреткина – другое».
Однако даже в этом утверждении, постулирующем якобы относительное, видим просвет цели прямо противоположной, безотносительной. Раз Толстой и Достоевский выведены как личности, стоящие неизмеримо выше Шпунькина и Табуреткина, следовательно, также неизмеримо выше их главное. И здесь хорошо видно, как горизонтальное относительное переходит в вертикальное иерархическое, то есть в абсолютное.
И потому в качестве главной цели творчества, определяющей ценность любого литературного произведения, мы выставляем те ориентиры, которые вовсе не относительны, поскольку пребывают в непосредственной связи с вершиной иерархической вертикали. Таковыми являются совершенство и поиск истины.
Замечательное определение первого находим в книге «Секрет смерти» авторства Сант Кирпала Сингха: «Совершенство является целью человеческой жизни на Земле. А заключается оно в саморазвитии или эволюции индивидуального духа путем преодоления ограничений, наложенных на него телом, разумом и интеллектом, и ознакомления с сокрытыми в глубинах великого океана подсознания тайнами – еще неизведанными и неисследованными».
Для определения же второго ориентира обратимся к книге профессора Хайдара Баша «Макалат. Ислам: секрет становления», в предисловии к которой читаем: «Путь, по которому идет сам Хайдар Баш, – путь известного мусульманского учителя прошлого Абд аль-Кадр Гейляни. Этот путь – путь вспоминания Аллаха (зикр) и проявлений (таджалли) Аллаха…
Когда у профессора спрашивают, в чем истина счастья человека, он отвечает, что секрет счастья человека заключается в близости к Всевышнему. Он считает, что для того, чтобы человек обрел себя себе во благо, необходимо ответить на его самые сильные врожденные потребности. По мнению профессора Хайдара Баша, самая сильная врожденная потребность человека – это чувство «поиска». Всевышний спрятал это чувство в теле человека в качестве подарка и бесценного сокровища для него. По этой причине «поиск» человека всегда при любых условиях продолжается. Все усилия и схватки в жизни, по сути, – следствие такого «поиска». В конце концов, «поиск» выливается в поиск человека, убегающего от себя и снова возвращающегося к самому себе.
На самом деле, заложенное в человеке сокровище движет его к Всевышнему. Человек сможет найти себя только через Всевышнего. Секрет счастья человека заключен в близости к Всевышнему».
Ничего нового, конечно, уважаемый профессор не сказал. Он лишь озвучил истину, лежащую в основе всех религиозных учений – не только исламского, разумеется. Но при всей своей очевидности истина эта оказалась утерянной… напрочь выдутой ветром свободы… вернее, сквозняком, который образуется в незащищённом продуваемом пространстве. Произошла цепная реакция: свобода подменила истину, то есть средство подменило цель, в результате чего был утрачен смысл поиска, ибо какой поиск может быть без цели и без определяющих её и ведущих к ней ориентиров? Потому вместо поиска бессмысленное блуждание, вместо качества количество, то есть размножение пустых и мнимых сущностей, – что и характеризует в целом состояние современной литературы.
Именно отсюда вся её анемичность и безжизненность – от утраты ориентиров. Но как легко они потерялись, так же легко их и восстановить. А вместе с ними восстановятся ясность мышления, правильность понимания. Ведь что лежит в основе хорошего литературного произведения, в частности романа? Умение хорошо писать, умение создавать историю, в которой содержится нечто. А «нечто» в данном случае это не что иное как новые смыслы (ибо настоящая литература определяется приумножением новых смыслов). Новые же смыслы могут открываться только через поиск, который, в свою очередь, возможен лишь при наличии ориентиров и цели. И чтобы история была на века, смыслы и цель должны быть соответствующими. Иными словами, должно быть затронуто архетипическое – именно это придаёт литературному произведению настоящую силу.
Итого, стремление к совершенству, поиск истины, приумножение новых смыслов. Если этого нет, о чём тогда говорить? О том, с какой прытью автор заполняет страницы текстом, переливая из пустого в порожнее и плодя пустые и мнимые сущности? Но стал ли ты, любитель какого-нибудь Имярека, после прочтения столь здорово тебя развлёкшей книги, стал ли ты после этого хоть на малость ближе к Всевышнему?