Классика не умирает. В пьесе Островского барин спрашивает мужиков: как их судить, по закону или по совести. Те дружно отвечают ему – конечно по совести. Ну ясно: закон строг, неизвестно кем писан (и для чего) и вообще – большинству непонятен. Закону мужики не доверяют. Вернее сказать, не верят его толкователям. Судьям, юристам, чиновникам, всем тем, для кого закон – инструмент заработка, а точнее – наживы.
Какой же суд они готовы для себя выбрать вместо писаного закона? Ведь совсем без правил общество жить не может. А выбирают они то, что сегодня в русском языке называется словом «понятия».
Эти своды правил и представлений берут начало вовсе не в криминальной среде, как многие считают. Корни их, при внимательном рассмотрении, обнаруживаются в религиозных заветах и народных традициях еще дохристианских времен. Полюбопытствуйте, «нагуглите» перевод со старорусского «Правды Ярослава Мудрого», особенно первой ее части, которая считается самой древней. Аналогии с современными «уголовными понятиями» столь очевидны, что бросаются в глаза. А ведь «Правда Ярослава» это, можно сказать, «модернизация» и усложнение еще более простых и древних правил поведения, заложенных в народных обычаях.
И вот еще какое наблюдение. Судя по всему, княжеская «записная правда» еще со времен язычества, не особенно пользовалась доверием в народе. Большинство людей, видимо, еще тогда справедливо считало что княжеские законы направлены исключительно на защиту интересов и прав служилой знати и ее обслуги.
Например, очень много внимания этот документ уделяет способам изобличения и наказания воров – «татей». И наказания были «драконовские». Значит проблема стояла остро и подхода требовала особого. Тать, застигнутый ночью «с поличным» мог быть изрублен тут же, на месте. Обратите внимание: так и сказано – «изрублен». Изрубить можно или топором или мечом. Сомнительно, чтобы обычный человек всюду ходил с топором, а вот дружинники с мечом не расставались. Чье имущество они охраняли, думаю понятно.
А вот наказанием за насильственные преступления (по старорусски – «обиды») нередко служила «вира» - штраф. При этом признавалось право кровной мести. Отсутствие разветвленной системы наказания за такие преступления как разбой, причинение телесных повреждений и убийство, на мой взгляд, говорит не о том, что такое поведение признавалось чуть ли не нормой, а о том, что и существующие виды социальной защиты достаточно надежно предохраняли общество от таких напастей. То есть, дополнительных законов не требовалось, проблема не была так остра, как в случаях хищения чужого имущества.
Об отношении русского человека к частной собственности (а государственной – особенно) сохранилось много отзывов иностранцев, по той или иной причине посещавших нашу страну со времен средневековья до начала 20 века. Владимир Гиляровский, знаменитый бытописатель московских воровских трущоб конца позапрошлого – начала прошлого века, утверждал, что удачливый вор считался завидной партией барышням из вполне светских семейств второй столицы. Именно – вор, не путайте со взяточником. Хотя, и последний не был строго осуждаем народной молвой.
Что же до так называемых «понятий», то они, думаю, играют роль простого и понятного большинству людей заменителя государственной законности. По сути, ее аналогом. Но аналогом более справедливым, защищающим «маленького человека». Хотя, как и государственное право, ставящим во главу угла интересы избранной прослойки. Только, в отличие от официального закона и в пику ему, такой элитой старые воровские «понятия» считают людей противопоставивших себя государству и его обслуге. Что создает им некий романтический флер поборников свободы и даже, по аналогии с христианством, мучеников за идею.
И чем более неуклюжа государственная власть, чем более безразлична она к несправедливости и беззаконности своих слуг, тем больший авторитет приобретают ее исконные антиподы – криминальные сообщества. Но как партизаны на оккупированной территории, они не могут существовать без поддержки населения, без авторитета в глазах этого населения. Ведь общество и для криминала и для государства – единственная «питательная среда».
Можно иметь сколько угодно денег, можно обеспечить себе возможность брать блага и вовсе без денег, но потребление этих благ зависит, в конечном итоге, от их наличия. Ни государство, ни криминальная среда сами по себе не производят каких либо ценностей. Они могут их присваивать, распределять, уничтожать, способствовать их производству или наоборот. Но созидать как материальные, так и нематериальные ценности может только общество. Насколько оно, при этом нуждается в управляющей надстройке – вопрос открытый еще со времен реформ Солона в древней Греции.
История знает немало случаев упрощения государственного права до уровня «обычных» (от слова- обычай) «понятий». Всякий раз это заканчивалось разрушением, прежде всего, этого государства и появления на его руинах нового общественного образования, с последующим усложнением социальных отношений и возобновлением сложной правовой системы.
Характерный и очень яркий пример – разрушение Римской империи варварами и долгий период упадка всех сфер хозяйственной деятельности, наук, искусства (средневековье). Затем – эпоха ренессанса (реставрации), возврата к старому опыту, старым законам, восстановлению полузабытых технологий. И вот страны, вернувшие римское право, становятся хозяевами на планете, захватывают или подчиняют Азию, Африку, Новый Свет. Становятся источником технологий для остального мира. Так происходит цивилизационный отрыв современной европейско-североамериканской общности.
Кстати, похоже на то, что новые варвары уже готовы опять разрушить старую Европу. Как бы нам не угодить в очередное средневековье.
Прошу прощения читателя за несколько сумбурное многословное изложение. Хочется поделиться в одной статье тем, что наверное нужно было бы «рассовать» в разные. Но все вышесказанное хочу увязать в главный вывод: стремление подменить закон «понятиями», упростить его, похоже на желание заменить сложное наукоемкое производство на «гаражную сборку». Так, конечно, намного проще и каждому понятнее но, образно говоря, автомобиль придется поменять на гужевую повозку. И потом долго и трудно вновь возвращаться к уже достигнутым когда то результатам. Если же закон не отвечает своему назначению, плохо защищает право, то он нуждается в «ремонте» и дальнейшем усложнении.
Потому что усложнение – путь эволюции, от одноклеточных бактерий до сложных организмов. От гребной лодьи до атомной подводной лодки. Несправедливость же общественного устройства – от недоразвития отношений в социуме, а не от их чрезмерной сложности.
И последнее: закон создавался как инструмент защиты и нет ничего зазорного в том, чтобы пользоваться им именно как инструментом. Но, если его превратить в оружие нападения, способ решения вопросов, далеких от права и справедливости, такой закон превратится, по словам персонажа Конкина из культового фильма 70-х, в кистень. Что называется нынешними юристами «здоупотреблением правом». Так же можно назвать и принятие заведомо несправедливых и нежизненноспособных законов, чем грешат иные безответственные законодатели в нашей стране. Правила становятся таковыми, если их признают все игроки. А такие законы «ремонтировать» без толку, единственное, в чем они нуждаются это — в отмене.
источник: https://vk.com/id515048084