Надеюсь, у вас нет такого приятеля, как Сева. Вечер пятницы, я выхожу из бизнес-центра в джинсах и пиджаке и думаю, как буду сейчас развлекаться по-взрослому: зайду в супермаркет, потом – к тете, приму ванну. Если останутся силы, даже посмотрю первый канал. И тут из-под земли появляется этот демон и начинается. Какие планы? Что совсем никаких? И женихи не зовут в ресторан в пятницу вечером? Беру его под руку и отвожу подальше: «Тише. Да, никто не зовет. Только не позорь меня перед коллегами». Его широкое лицо расплывается в улыбке: «Вот и хорошо!». Думаю: «Че ж хорошего, придурок? Мне уже тридцадка скоро». И он продолжает:
- А пойдем, выпьем пива немного? Или вина?
Отказываюсь, потому что супермаркет, кот, устала, телек. Наверное, потому что он писатель и умеет подбирать слова, все-таки после того, как он меня поуговаривал приличное время, соглашаюсь. Затем подобную психологическую обработку проходит Вова из соседнего бизнес-центра. А он женат, между прочим! И все-таки даже Вова сдается:
- Ну хорошо, посидим в баре до 9, не позже!
Я помню, сказали, что бар закрывается и мы выводили Вову, пытаясь поймать машину. Он плакал и говорил, чтобы его утопили в Неве, домой он не пойдет - у него от жены 10 пропущенных и 20 – от тещи. Потом мы увидели, что в доме, рядом с которым мы сидели то ли на лавке, то ли на поребрике, жил Леонид Андреев. И началось: ооо, ребята, давайте выпьем с Леонидом Андреевым! Все-таки у него три самоубийства, и все неудачные! Красавчик! Ооо, а пойдем! Ооо, а здесь! Ооо, а куда мы идем? Дворы давно затихли, замерли в своей осени. Покачивались деревья - каждое мне казалось старухой-процентщицей. И тут сознание стало ясным, как никогда. Я поняла, вспомнила одну вещь. Только она и может считаться истиной в этом мире – уже, блин, развели мосты! В глазах у Вовы отразился весь мой ужас. Сева сел на какую-то лавку, которой 30 секунд назад тут не было, и сказал:
- Ничего, переночуете у меня. Или посидите до 5 утра, уже недолго осталось.
И мы опять пошли какими-то дворами, обтирая пиджаки и плащи офисных клерков о глухие кирпичные стены, готовые упасть на любого ночного странника. Потом целую вечность поднимались по маленькой парадной лестнице. Сева открыл одну дверь, мы вошли в большую переднюю, он стал открывать еще одну дверь. Зачем он запирает комнату на ключ? И тут я поняла, что ничего не знаю о Севе кроме того, что он писатель. Когда эта мысль пришла ко мне, я ощутила что-то мягкое внизу. О ногу терся огромный кот с желтыми зрачками, я его погладила, потеряла равновесие, упала. Под сдавленное «мяв» Сева помог мне встать, я еле нашла фокус и увидела бледное лицо. Глаза то ли старухи, то ли женщины были выпучены, а рот превратился в сжатую ниточку.
Я проснулась, когда осеннее солнце било в стекло и било по моей голове. Под ней был портфель с бумагами. Надо же, я его вчера не потеряла. На моих пятничных джинсах пионом цвели винные разводы, пиджак валялся на полу. На соседнем диване храпел Сева. Я его растолкала: где у тебя ванная? Он вытянул свой толстый палец, прищурился, прицелился и сказал: «Там!» Спасибо, все понятно. Я вышла в темный незнакомый коридор – впереди что-то журчало и я почти на ощупь пошла туда. Умылась, приоткрыла дверь, но не спешила выходить, услышала скрипучий голос:
- Уважаемый, у вас в договоре прописано, что вы живете здесь один.
- А откуда вы знаете, что у меня прописано в договоре? – голос Севы дрожал.
- Вы все-таки снимаете, и должны нас уважать.
- Я вас уважаю, - клянусь, его голос был полон уважения, смешанного со страхом.
Женщина перешла на визг:
- Это что вам, ночлежка? Или помывочная?
Мне показалось, что я не расслышала, вчерашнее шампанское снова ударило в голову. Мы пили шампанское? Я вышла из ванной, забыв о повышенном чувстве самосохранения, которое автоматически включается, когда петербуржец оказывается в чужой (да и в своей!) коммунальной квартире:
- Что? Помывочная? – я оперлась о какой-то косяк.
Женщина не удостоила меня ответом. Сева молчал и смотрел в пол.
- Сева, ты слышал это слово? Помывочная!!!
Она стояла и хватала губами воздух, как рыба.
Сева взял меня за руку и немного заслонил собой. Я кожей чувствовала его мурашки по телу. И тут он набрал больше воздуха и сказал:
- Боже, есть Елена Премудрая, есть Елена Прекрасная, а Вы – Елена Помывочная.
Мы сначала нервно и почти искусственно захихикали. Потом мы уже по-настоящему смеялись, как двоечники над словом «многочлен» - рядом с Севиным обиталищем хлопнула дверь. Действительно, ванной это нельзя назвать, там пахло кошачьей мочой и вытекала струя размером с Мойку из-под ванны. Рядом с ней была башня из тазиков, ведер и тряпья. И помывочная стала тем, что нас объединяет с Севой, кроме обсуждения литературы и пятничного таскания по барам вместе с подкаблучником Вовой. Я дарила Севе гели для душа со словами «чтобы не стыдно было ходить в помывочную». Он передавал приветы от Елены Помывочной.
Сева стал более расслабленным, реже приходил к моему офису неожиданно. Я думала, что он пишет роман и уже не боится одиноких пятничных вечеров в коммуналке. Чего нельзя было сказать обо мне. Однажды нас попросили встретить с поезда одного московского писателя рано утром. Я тогда снимала в Охте, и Сева сказал:
- Оставайся у меня, а утром сразу поедем на вокзал.
Я прищурилась:
- Приставать не будешь?
- Не буду. – Сева стал серьезным-пресерьезным.
Он сдержал слово, отчего засыпая я подумала: вот урод!
Утром Сева пошел в сторону помывочной, шаркая тапками по коридору и неся перед собой стаканчик с зубными щетками, пастой и бритвами. Вернулся через 10 минут. Недовольный. В комнату рядом въехала новая соседка – тупая блонда, которая утром. Утром! Моется по 40 минут в то время, как в квартире живет 9 человек, 5 из которых уходят утром на учебу или работу. Через 10 минут он пошел на разведку. Дверь чуть прикрыл, и я слышала, как он вздыхает и шаркает тапками у помывочной. Потом он вернулся. Я сказала:
- Да не переживай, еще куча времени.
- Здесь дело принципа. Как можно сидеть в помывочной 40 минут?
- Да уж, как вообще можно сидеть в ТАКОЙ помывочной?
Он обиженно на меня посмотрел:
- Э, это вообще-то мой дом!
Слава богу, мой телефон зазвонил и пришлось ответить.
Еще через 10 минут Сева лупил огромными кулаками в хлипкую замасленную дверь помывочной. Слышался звук льющейся воды и торопливое женское «Сейчас-сейчас».
Еще через пять минут она вышла, пахла сандалом, свежестью и обволакивающей женственностью. Сева преградил ей путь.
- Альфия, вообще-то мы не моемся по утрам по 40 минут!
Она захлопала большими глазами:
- Так я всего это, 20 минут!
- Что вы врете, 20 минут я только под дверью ждал!
- Так я тоже ждала! – и она оббежала огромного Севу и быстро скрылась в недрах квартиры, придерживая полотенце на голове. Я поняла, что больше мыться по 40 минут она не будет. Есть вероятность того, что она вообще не будет мыться.
Я хотела уже полностью закрыть дверь комнаты, но поняла, что за утренним спектаклем еще кое-кто наблюдает. Под прикрытием соседней двери стоял вопросительный знак фигуры Елены Помывочной. Когда Альфия бежала с коммунального поля боя и ее не спасли доспехи в виде гладких длинных ножек и женского запаха сандала, лицо Елены изменилось. Уголки морщинистого, стянутого рта задрожали и поплыли вверх. Немного обнажились острые зубы. Помывочная будто после долгой болезни училась улыбаться, и мышцы рта еще плохо слушались ее. Я захлопнула дверь и через несколько минут услышала скрипучий голос:
- Доброе утро, Севушка!