- Что это вы такое говорите? – вскричал Гоша – какой инсульт? Мне же двадцать пять лет! – молодой человек рассеяно шарил глазами по бумажке, исписанной нечитаемыми каракулями. Он только что узнал результат обследования, которое прошел в бесплатной поликлинике, неделю промаявшись с головокружением.
- А такой, молодой человек, - отвечал ему пожилой врач с кустистыми седыми бровями филина – у нас сегодня наблюдаются сотни молодых людей с немощными телами стриков. Буквально прогнивающих изнутри. Питаетесь чёрт знает чем из коробок картонных, пьёте красители, курите. Экология у нас безобразная.
- Да какие красители? Какое курение? Я спортсмен, между прочим, - обиделся Гоша, скрестив руки на груди.
- Рассказывайте мне! Знаю я вас! Раз в неделю с резвостью навозного жука за мячом побегал, а потом на скамейке пиво сосёт: у самого внук удод подобный, - старик впился мутными водянистыми глазами в пуговицу на гошиной кофте - Ладно. Мы с вами вот как поступим. Я вам сейчас направление в санаторий выпишу. Там две недельки процедур, сосны, Залив.… Навряд ли, конечно, вам можно помочь уже на этой стадии, но летальный исход мы кое-как оттянем.
Бледный Гоша хлопнул дверью кабинета. Инсульт. Это что же получается? Старик? Гоша бежал вниз по лестнице поликлиники, резво перебирая ногами. В двадцать пять лет превратился в старика. Дотренировался. А всё тренер, скотина, работай, слабак, орёт. И что делать?
Гоша замедлил шаг, решив, что ходить теперь, наверное, стоит помедленее.
От идеи ехать в санаторий на собственной машине Гоша отказался – после инсульта садиться за руль не хотелось. От организма можно было ожидать чего угодно. О руле, спорте и веселых активностях надо было теперь начать забывать, и как-то настраиваться на новую жизнь. Жизнь старика.
А что, есть в этом свой кайф, размышлял Гоша, когда спустя несколько дней скрипучий пазик подвозил его и еще дюжину дряхлых стариков к советскому зданию санатория, затерявшегося среди столетних корабельных сосен. Никуда больше не надо, читай себе книжки, кушай вареники, гуляй по воздуху часами. Никаких подъемов в шесть утра, пота этого, тренера зверюги с вечно перекошенной от злости мордой… Отмучился, значит. И процедуры обещали хорошие, подлечусь. Может, пару лет еще даже протяну. Главное - до свадьбы сеструхи бы не помереть. Покой мне теперь нужен.
- Приехали! – вырвал Гошу из размышлений хриплый голос шофера, - выгружаемся, граждане пенсионеры! Да смотрите, скользко там. В первой партии одна бабушка уже ногу сломала, давайте аккуратнее у меня!
Кряхтя и размахивая палочками и авоськами, толпа бабушек и дедушек всех размеров и мастей, а с ними и Гоша, потекла к выходу их пазика.
- Слыш, сыночек, - бойко обратилась к Гоше горбатая старуха в клетчатом пальто необъятных размеров, - а ну подсоби! – она стремительно всучила ему тряпичную авоську зеленого цвета.
Гоша обхватил сумку руками и почувствовал, что ее нижняя часть промокла. Мутная жижа сочилась через ткань прямо ему на руки.
- У вас там что-то, похоже, протекает, - преодолев отвращение, он тронул клетчатый горб старухи.
- Ай, это термос зараза протек никак, - отозвалась та – рыбный супчик с собой везу. Пёс его знает, чем там кормить-то нас будут. Если дрянь вдруг окажется, и тебя угощу!
Оставляя за собой след из густых крупных капель мерзкого супа, Гоша последним вошел в отделанный потускневшей мозаикой холл санатория и, наконец, отделался от старушечьей поклажи. Лиловогубая дамочка за стойкой регистратуры выдала ему слегка заржавевший ключик от комнаты с деревянным пожеванным кругляшом на колечке и строго наказала явиться на процедуры завтра в семь часов утра.
Гоша отворил дверь своей палаты на третьем этаже и с удивлением обнаружил, что жить тут будет не один. Одна из двух расположившихся в комнате коек была расстелена. Пахло здесь как в коммунальной квартире. На тумбочке он увидел несколько пузырьков с лекарствами, козинаки и большую оранжевую клизму. В ванной была включена вода – очевидно, его сосед сейчас находился внутри.
Гоша принялся распаковывать рюкзак: достал футболки, тапочки, спортивный костюм. Вода в ванной перестала шуметь, и в дверях показался молодой человек гошиного примерно возраста в одних трусах. Молодой человек был чрезвычайно сутул, худ – его бледную кожу покрывали россыпи коричневых родинок.
- О, сосед, значит - гнусаво обратился он к Гоше, скрещивая куриные руки на груди – только приехал?
- Приветствую, - ответил Гоша, протягивая тому руку – Георгий.
- Валентин, - сосед вяло пожал гошину руку. Его пальцы были тонкими и липкими – шмурдяк разбираем?
- Ага, – Гоша вернулся к своему рюкзаку. Смотреть на обвисшие трусы соседа, какие Гоша видел в детстве на собственном дедушке, было неловко.
- А ты с чем? – Валентин присел на корточки около своей тумбочки и принялся чем-то шуршать.
- Да у меня…. – Гоша слегка помедлил, - инсульт вроде как был…
- Ого! Ну, ты даешь! У меня только микро были несколько раз. Мужик! – Валентин выудил из тумбочки и принялся натягивать синтетические треники со штрипочками – а я с детства по санаториям мыкаюсь. Болею непрерывно. На меня в шесть лет в просеке рой земляных пчёл напал, чуть не помер - раздуло как аэростат. Вот с тех пор пошло-поехало, – голос Валентина слегка поскрипывал на поворотах.
Гоша не понял, что пошло-поехало у Валентина, но уточнять не стал. Хотелось поскорее остаться в одиночестве, чтобы настроиться на благодушную старческую бытность. А хилый дедоподобный сосед вызывал у него неприязнь, затем стыд за себя и, наконец, жалость и склизкое желание этого противного гуманоида Валентина крепко обнять и тут же вышвырнуть в окно.
Тот, тем временем, нахлобучил на голову красную шапку-петушок с кисточкой на длинной верёвке:
- Пройдусь до Залива. Косточки проветрю чутка, - промямлил Валентин и, натянув шапку на уши, вышел из комнаты.
Гоша отправился на разведку: обошел потрепанное тенистое здание полупустого санатория, гулял по красным паласам длинных коридоров, присматривался к сидящим то тут, то там постояльцам. Всё пожилые люди. А что, можно ведь и друзей здесь завести. У них же, небось, полно интересных историй, фронтовики наверняка есть, интеллигентные люди, думал Гоша, словно маленький мальчик крутясь в рекреации возле железной подставки с цветочными горшками. Теперь от сверстников придется отходить, пора привыкать к новой жизни и как-то устраивать отношения с людьми своего окружения.
Завернув к себе в комнату за журналом, он принялся вкрадчиво бродить по этажам, пока, наконец, не выбрал сидящую в коридоре бабушку с фиолетовыми волосами в толстых рейтузах и подсел рядышком. У бабушки на коленях лежала жухлая газета со сканвордом во всю страницу. Ни одно слово пока не было вписано в клетки. Гоша участливо заглянул в сканворд.
- О! – оживленно обратился он к соседке – Г-Е-Р-Б-А-Р-И-Й! Вот тут, - он указал старушке на пустые клеточки - коллекция засушенных растений, препарированных в согласии с определёнными правилами.
Бабуля слегка повернула к нему лысоватую фиолетовую голову и медленно обвела его лицо тревожным взглядом полинявших серых очей.
- Вы разгадываете сканвод-то? – не унимался Гоша, беспечно ожидающий от этого диалога как минимум откровение старушки с Титаника.
- Шёл бы ты отсюда, дятел, - молвила бабушка хрипло, - не видишь, бухая уже с утра сижу. Сейчас мой Панфилыч с клизмы придёт, тебе уши-то пообрывает – Гошу обдало таким густым запахом спирта, что у него дернулся глаз. Он с пять секунд смотрел в сканворд, потом буркнул «Понятно» и быстрым шагом проследовал в свою комнату.
Там сидя на кровати стриг ногти на ногах Валентин.
- На танцы-то вечером идем? – игриво спросил он Гошу, звонко клацнув ногтистигралкой.
- Угараешь? – мрачно спросил Гоша.
- Не понял! – лунообразные ошметки ногтей Валентин любовно складировал на покрывале рядом с собой – Там, между прочим, выпить можно. Да и музыка ничего такая. Я вот хожу. Иногда даже сплясать со стариками можно – они задорные. Мы с тобой тут вдвоем, кому меньше семидесяти теперь. Надо вместе держаться! – Валентин подул на свои голые ноги, рассеивая по комнате ужасающий запах.
На входе в актовый зал, куда вечером Гоша всё-таки отправился вместе с соседом, Валентина схватила за локоть кучерявая старушка в длинном красном платье и крупных блестящих бусах в три ряда:
- Валечка! – призывно улыбнулась дама, сверкая золотыми зубами – мы с вами сегодня выпьем Марииииииини? - последнее слово она растянула, нежно понизив голос.
- Конечно выпьем, Любовь Захарьевна, - бойко отвечал Валентин, оправляя скрюченным пальцем широкое горло своего вязанного свитера, доходящего практически до колен.
Гоша поспешил внутрь зала, откуда уже доносилась громкая музыка. На одном из стульев, рядом составленных у стены, он сразу приметил свою знакомую по сканворду. Она что-то с жаром объясняла неопрятному старику, притопывающему ногой в такт музыке тут же. В зале стояли неприятные сумерки, прорезаемые лучами допотопной светомузыки. Народу было немало, похоже, по вечерам здесь собирался весь санаторий. Валентина Гошу сразу потерял из виду. Наверное, мартиииииини пьёт со своей подругой. Гоша взял стакан гранатового соку в деревянном баре в углу. И уже было приноровился наблюдать за группой вяло танцующих под противную музыку из 90-ых дедушек, как вдруг в зале включили свет.
Звонко цокая каблуками по стертому паркету, на середину проследовали десять пожилых дам в цветных нарядных платьях, юбках, белоснежных блузках при бусах и брошах. Они выстроились полукругом. Все как одна лучезарно улыбнулись и, заговорчески переглянувшись, запели. Ладно, звонко и не переставая светиться, они хором затянули какой-то старинный романс. Иногда слегка пританцовывая, самозабвенно и явно получая удовольствие от слаженного пения, они радостно переглядывались и подмигивали кому-то из публики. Гоша был заворожен их достоинством, элегантностью причесок, над которыми они явно постарались, чтобы этим вечером задорно спеть для всех вокруг и друг для друга. Они так искренне веселились и при этом вкладывали в пение столь хрупкую душевность и пластику, что по гошиному телу пробежали мурашки. Едва ли он видел в своей жизни что-нибудь красивее.
Когда свет в зале снова погас, и гошины глаза привыкли к темноте, он заметил Валентина. Сверкая очками, тот деловито сновал по залу, хлыщевато переговариваясь то с одной группкой стариков, то с другой. Ну вылитый барыга в клубе, усмехнулся про себя Гоша и отправился в комнату, одним махом допив свой сок.
Как только он устроился на кровати с томом Толстого, которого теперь, под закат своей недолгой жизни решился осилить, дверь в комнату отворил Валентин.
- Читаешь? – спросил он, разоблачаясь из своего громадного свитера, под которым обнаружилась растянутая белая майка-алкоголичка.
- Угу, - кивнул Гоша.
- Слушай, старик, тут такое дело… Мне свет мешать будет, пожалуй. Может, это самое, там, в коридоре посидишь? Мне спать уже надо.
- Всмысле спать? – спросил Гоша – сейчас только девять часов!
- А я так и ложусь. Встаю рано. Как все успешные люди.
- Чего? – недовольный Гоша внимательно наблюдал за каждым неуклюжим движением соседа.
- Знал ли ты, что Билл Гейтс и Абрамович начинают свой день в пять часов утра? Ранний подъем – обязательное условие жизни всех успешных людей. Высокоэффективных. Я тоже миллиардером стать собираюсь. Поэтом режим соблюдаю строжайшим образом, - Валентин погрозил пальцем в воздухе – без обид, старик.
Полтора часа Гоша промаялся с книжкой на неудобном стуле в слабо освещенном коридоре, после чего на цыпочках проследовал в комнату и быстро уснул. День выдался непростой.
Ночью его разбудил громкий шорох. Гоша открыл глаза и увидел Валентина в трусах, копошащегося в тумбочке.
- Ты чего? – сонным шепотом пробормотал Гоша.
- А я уже встал, - громко ответил Валентин, - пять часов. Постараюсь потише, - шорох усилился.
Гоша отвернулся к стене. Но и сквозь сон постоянно слышал резкий шорох каких-то пакетов. Как будто Валентин непрерывно мял в руках, расправлял и снова сжимал огромное количество полиэтиленовых и бумажных мешков. Будто он нарочно и злорадно играл на аккордеоне из проклятых мешков, высекая мерзко-мешковую симфонию!
Гоша сел на кровати, не выдержав:
- Что ты делаешь? Мне не уснуть!
- Ой. Тебе мешает, да? Я это самое. Вяжу, - Валентин в майке и трусах сидел на кровати, прислонившись спиной к стене. В руках у него были длинные металлические спицы и нанизанное на них бесформенное кучерявое месиво ниток. Поверхность кровати покрывали большие и маленькие клубки и связки ниток мулине.
- Ты вяжешь? – Гоша никак не мог проморгаться и ошарашено смотрел на соседа.
- Да. Я просто пряжу в тумбочке храню и туда лазаю, спицы разные доставал, тут у меня узор сложный… - Валентин ловко орудовал спицами под гошиным презрительным взглядом.
- Ты же парень. Что за занятие?
- Занятие, прежде всего, прибыльное! Я носки да шарфы стряпаю. Из шерсти натуральной. И бабкам здешним их толкаю. Знаешь, как хорошо разбирают? Особенно сейчас, зимой. Старухам же греться охота. А у Валька самый лучший товар. Ручная работа высшего сорта!
В семь часов утра злой Гоша, которому так и не удалось уснуть, постучал в дверь процедурного кабинета в подвальном помещении здания.
- Входите, - крикнул хриплый бас изнутри.
Гоша вошел в небольшое помещение с белой блестящей плиткой на стенах. Его обдало запахом хлорки. Громадный санитар в зеленом костюме придирчиво оглядел Гошу с ног до головы:
- Полотенце с собой? – спросил он, потирая волосатые предплечья, - тапки? Значит так, сейчас в раздевалку – до гола, и в купальню.
-Зачем до гола? – робко осведомился Гоша.
- В ванну в трусах полезешь? – усмехнулся санитар – ты ванны скипидарные принимать пришел или на променад?
Гоша молча проследовал в раздевалку, разделся и вошел в купальню, обмотавшись полотенцем.
В тусклом морговом освещении так называемой купальни перед ним предстали шесть прямоугольных, похожих на канавы на скотном дворе, ванн отделанных темно-коричневым битым кафелем. Стены купальни были выкрашены зеленой коммунальной краской, а с серого штукатуренного потолка тут и там гулко сыпались на грязный пол крупные капли конденсата. Пахло всё той же хлоркой и почему-то гаражом. Вода в ванных была тёмной, похожей на помои, на её мутной поверхности расплывались нефтяные разводы.
- Ну? Что стоим? – рявкнул возникший за гошиной спиной санитар – а ну полезай! Скипидарные ванны. Не видел никогда?
Одна мысль о том, что придется сейчас окунуться в одну из этих вонючих холодных ёмкостей, где до него явно успел отмокнуть не один десяток голых старческих тел, вызвала у Гоши тошноту и головокружение.
- А… - Гоша сделал робкий шаг по направлению к ближайшей ванне – воду-то там когда меняли?
- Ха! – отозвался санитар – когда надо, тогда и меняли! Ты не смотри, залезай быстрее и всё. Там внутри знаешь как хорошо? В миг осоловеешь! Ты не смотри, что вонища. Это ж для здоровья, брат. Спасибо еще скажешь! – он похлопал Гошу по плечу мясистой пятерней.
Гоша медлил.
- Я, наверное, не полезу, - он с извиняющейся улыбкой глянул на санитара и попятился к двери.
- Ну, эт ты зря. Процедуры-то обязательные. Мне хошь не хошь в карточке написать придется, что ты отказался. Нехорошо это.
- А пишите пишите, это ничего, - Гоша облегченно приосанился.
- Ладно, черт с тобой. Но ты попробуй воду-то хоть. Скипидар - он особое ощущение дает. Ёжик такой. Попробуй, не боись, раз уж зашел.
Ужасающая необходимость погружаться в гадющую грязную воду испарилась, Гоша осмелел и, подойдя к одной из ванн, погрузил кончики пальцев в скипидарную жидкость. Он не успел понять, что происходит, когда массивные клешни детины-санитара вдруг хапнули его за плечи и одним махом плюхнули всего целиком вместе с полотенцем и тапочками в пахучую масляную воду. К своему ужасу Гоша заорал как недорезанный петух. Санитар, на халат которого выплеснулось едва ли не пол ванной, грозно хохотал и матерился. Оголенный и униженный Гоша стремительно выпрыгнул из кафельной емкости:
- Ты охренел что ли?! – свирепо заорал он, мокрый и всклокоченный, на санитара.
Того разбирал смех:
- Не удержался, - бормотал он – больно уж ты манерный.…Вроде парень здоровый, а ведешь себя, что это старичьё.… Да ладно тебе! Смешно же…
Стремительно и злобно продефилировал Гоша в свою комнату. Его душила гремучая смесь унижения, тошноты и желания расплакаться от обиды подобно маленькому мальчику. Он сел на кровать и долго смотрел на столетние, устланные снегом сосны за окном. Внезапная старость, жалкие оставшиеся месяцы, хотелось покой найти какой-то, а тут…
Кто это всё для него придумал? Кто вообще, если не мы сами, придумываем себе жизни? Он перевел взгляд на блестящие спицы и запутанную пряжу Валентина, которые покоились на тумбочке, как вдруг внезапно звонко и освободительно рассмеялся. Над Валентином, над нелепым нырком в вонючую ванну, над сканвордом, и рыбным супом и над невероятным своим диагнозом, а самое главное – над самим собой, в двадцать пять лет серьёзнее и старее чем все жители санатория вместе взятые.
Не переставая улыбаться, Гоша открыл шкаф и принялся кидать вещи в рюкзак. Через полчаса он, напевая вчерашний романс, уже подходил к станции, навсегда оставив санаторий.
Старость его была закончена.