"..."И ведь говорила мне бабулечка. Никогда не подбирай с полу... Ей ли не знать. Про манеры и правильное... С её-то вышколенностью и натасканностью... В позапрошлом-то умели девиц дворянского муштровать... А, я-то - дура-дурой... Всё што ни попадя - и к сердцу... А, оно вон как, оказывается..." - женщина не выглядела огорчённой. Скорее, озадаченной. Будто, истина - в своей примитивности и очевидности. Вдруг открылась ей.
Мерно пакуя вещи в чемодан. Аккуратно разглаживая рукой, складывая - рукав к рукаву и пополам. В пол-голоса разговаривала сама с собой. Интонируя, прожимая важные места хриплым контральто. Иногда, вскрикивая и всхлипывая.
На неприбранном столе стояла початая и ополовиненная. Засохшая закуска на десертных тарелочках. Яблоки в вазоне. Сигареты россыпью и куча чибариков в блюдце. Видимо, гулеванили накануне. И всю ночь.
Коллеги по столу утомились и покинули ристалище. А, хозяйка праздника - чуть освежив вчерашние гектолитры. Приводила в исполнение, собственно, подытоженное бурное обсуждение и вынесенный приговор. После третьей "Цинандали" совет мудрейших изрёк: "Кончай ты всю эту байду... Он тебя - не в грош... А, ты - терпишь, терпишь... Его - кто хошь пользует... А, ты всё понимаешь - и молчишь... Уважай себя, подруга... Смотреть же, противно..." И это так легло на душу. Так оказалось кстати. Что она и спорить не стала.
Солнце нещадно светило в окна. Озаряя бедлам в комнате. Ещё вчера, она бы отчитала себя за непорядок. И, засучив рукава, принялась за уборку. Но. Вчера кончилось. И, как ей было ясно, кончилось навсегда.
"Ведь знала. Чуяла... Давно чуяла... Что это уже не моё... Что, будто надкусанное и пожёванное. Кем-то... А, всё держалась... Из рук выпустить страшно было... Вот жеж, дура... Вот прям, слов нет. Какая..." - она уже перестала шумно изумляться. И только корила себя. Буднично. Жалостливо. Словно и не наказывая, а оправдывая и утешая.
Вынесла пару чемоданов в прихожую. Неспешно привела себя в порядок. Оделась, бросила беглый взгляд по сторонам. Деликатно положила ключи на полочку. Ухмыльнулась, наткнувшись глазом на оставшийся в первозданном хаосе стол.
"Ну, вот и славненько... Ты так хотел свободы? Ты её получишь... Я - с полу не подбираю... И чужой кусок - изо рта - мне не нужен... Даже, если это был когда-то мой кусок..." - она открыла входную. И, легко подхватив поклажу, вышла из квартиры.
Спускаясь по лестнице, повеселевшая и успокоенная, она напевала старинную ирландскую и бубнила: "И верно, что ты семь шкур с меня спускала... Видишь, пригодилось... Вспомнилась твоя наука... Моя кровь - твоя кровь, бабулечка...
И никакой социум. Никакой мужик... Её не испортит..."..."