- Если не ходить каждый день в монастырь, чтобы кверху задом мыть в нем полы, здесь даже очень ничего, - сказала Машка, покосившись правым глазом на пирожковую лавочку под лестницей у собора Успения Пресвятой Богородицы, вот прям счас будто сошедшей с пятисотрублевой купюры. Машка сглотнула и добавила: - И впрямь чувствуешь свою связь с веками истории. Холодно, сыро, Иван Грозный, святитель Филипп, англичанка гадит, соль за золото и все такое прочее. А то круглые сутки ползаешь на коленях под иконами и даже не задумываешься, что на них изображено. Правда, особо и не хочется думать. - Выдержав многозначительную паузу, девчонка изрекла: -Зато быть туристом на Соловках мне нравится.
Тут уж Машка и левый глаз направила на лавочку справа по курсу.
- Трудника без рекомендации, типа тебя, тем более появившегося первый раз на Соловках из ниоткуда, никто не поставит торговать в монастырской лавке православными книжками и серебряными крестиками. Такому труднику можно доверить только мытье полов. И то не везде, - заметил я, сворачивая в сторону пирожковой. - И это с учетом, что с краденым отсюда на Большую Землю сбежать сложно. Кстати, мамзель, тебе с чем пирожок? С яблоками или капустой?
- Лучше два, - облизнулась Машка. - Нет, три. И все с яблоком. От капусты у меня в брюхе бурчит.
- И воздух, наверно, сильнее портишь после нее, - добавил я.
- Фу, Леднев, - фальшиво возмутилась девчонка. - Стыдно не знать, что принцессы никогда не портят воздух. Даже набив брюхо капустой с глютеном.
- Я так понимаю, ваше высочество, вы опять оголодали?
Машка посмотрела на свой плоский живот под бесформенными курткой и не менее изящной кофтой, вздохнула не очень впечатляющей грудью и ответила:
- Согласна. Не в коня корм. Все уходит в отвал и шлак. Кстати, Леднев, что там в мире? Я видела от свечного ящика, как ты выходил из храма. Есть новости об Анне?
- Она уже в Склифе. Состояние стабильное. Но прогноз все равно пессимистичный.
- Полагаешь, она умрет?
- Шансы выжить, если отравление подтвердят и московские доктора, минимальны, - ответил я пристроившись в хвост небольшой очереди за пирожками и коврижками.
- А если Анне на самом деле пересадят печень или почки?
- Маш, ты ведь недоучившаяся врачиха. Сама подумай, какая вероятность, что все у Анны сложится удачно с донорскими органами? И не будет каких-либо осложнений?
- А твоя мАсковская невеста способна это все организовать? - спросила Машка, помолчав. - Пересадку и лечение?
- Все-таки она не Господь Бог. Но то, что можно сделать сегодня в Москве с помощью связей и денег, она сделает.
- А там, что будет, - добавила девчонка.
- Ну, да.
- Мне сказали, когда подавала записки, что весь монастырь за нее молится. Даже настоятель, - произнесла Машка и, запнувшись с выбором маковок церквей, перекрестилась. В этот момент подошла моя очередь. Я отдал деньги за пирожки, взял с прилавка пакет с ними и попытался выдать дежурную дозу Машке. Девчонка же, вместо того, чтобы сразу схватить пирожок, сунула руку в карман моего рюкзака и достала оттуда пустую упаковку от влажных салфеток.
- Испачкалась где-то. У тебя еще одной пачки нет? - спросила она, демонстрируя обе ладони со следами от давленной черники. Я, если честно, так и не понял, какую еще грязь, помимо той, что въелась в кожу от ягод несколько дней назад, имела в виду девчонка.
— Эта пачка была последняя. У меня на Соловках влажные салфетки никогда так быстро не расходились, как с тобой.
- Ничего не поделаешь. Я - грязнуля. Привыкай.
Я едва не поперхнулся от такого Машкиного высказывания:
- В каком смысле?
- "Мы в ответе за тех, кого приручили," - глубокомысленно ответила Машка и, повиснув у меня на правом локте, добавила. -"Мы" в данном случае это ты. В общем, пошли искать салфетки. Есть хочется. А в монастыре их не подают.
Нужные салфетки нашлись за амбарами в магазинчике недалеко от Никольских ворот Соловецкого кремля. Надышавшись бакалейными ароматами, которые были приправленны перегаром и дымком от палаточного лагеря по соседству, мы вскоре вышли на улицу. Машка тут же тщательно протерла ладони и метнула внутрь себя свою долю пирожков. Я даже глазом не успел моргнуть.
- Что дальше? - спросила она, завистливо поглядывая на мой последний пирожок, когда мы проходили мимо скамеек возле «Петербургской» гостиницы.
- У меня свидание через тридцать минут. Но не с тобой.
- Укол засчитан, - хмыкнула Машка. - А если честно?
- Ты сказала, что умеешь ездить на велосипеде лучше циркового медведя. У меня есть только один велик. А брать в аренду чужой механизм за деньги я не хочу. Ты и так мне дорого обходишься. Придется идти на поклон.
- Хозяйка велосипеда красивая? - спросила Машка, выхватив у меня последний пирожок.
- Как минимум пофигуристей тебя.
- Дети? Муж?
- Разведена. Сын в Питере учится в универе. Пойдет осенью на второй курс.
- Хо! Ходячий антиквариат, - осклабилась Машка, подтирая салфеткой на своей мордашке жир от пирожков. - А здесь она что делает? Пирожки печет в туристический сезон?
- Она служит в эмчээс, отвечает за всякие экстренные дела типа пожарных в поселке и на аэродроме. Круглый год на Соловках. И только отпуск проводит на теплых морях. А на велосипеде ездить не может. Даже на уровне циркового медведя.
- А зачем же ей самой нужен велосипед?- удивилась девчонка.
- Машинка осталась от сына. Сын уже вернулся на Большую землю после каникул.
- Велосипед. И отпуск, наверно, у хозяйки велосипеда большой, - мечтательно закатила глаза Машка. – Детей, можно сказать, нет. А еще отдельное жилье. Пенсион у нее тоже хороший скоро будет.
- Согласись, отличная невеста, - сказал я, лениво изобразив попытку ткнуть Машку пальцем под ребра. Девчонка резко отскочила в сторону, замерла в метре от меня и ответила:
- Понятное дело, мне пенсия вообще не светит. Какая из меня невеста. Так, шелупонь.
- Шевели ластами, шелупонь, - бросил я себе за спину, начав спускаться с холма к Святым Вратам Соловецкого кремля. - Нам еще в пару магазинов зайти надо. А то дома уже всю перловку подъели. Мыши плачут. Да и коробку конфет за велосипед надо изобразить.